Но в таком случае должна кое-что рассказать и о «тонкокожих» в среде советских литераторов. Я не знаю, когда поэт, член ССП Николай Тряпкин написал стихотворение «Сны». А в нем такие строки:
Это явь или бред полоумного скальда - эта страшная песня про звон Бухенвальда?
И сегодня мне снилось: средь задымленных свечек голосили младенцы из газовых печек, голосили младенцы и звали кого-то...
И проснулся я с криком средь тяжкого пота, и вскочил я - безумный - при месячном свете, и прислушался тотчас: как спят мои дети?
Всякий поймет, подобный взрыв чувств - результат пережитого шока! Здесь нечто большее, чем «мурашки по коже»...
Безусловно, «Бухенвальдский набат» ошеломил шестидесятилетнего Константина Федина, когда он, человек с большим жизненным опытом, слушатель искушенный, сказал: «Я не знаю этого поэта, не знаю других его произведений, но за один “Бухенвальдский набат” я поставил бы ему памятник при жизни».
Небольшое пояснение. В период бурной славы «Бухенвальдского набата» разговоры о нем были нередкостью. И не на официальном уровне, а на самом что ни на есть бытовом, повседневном. Он настолько глубоко проник в среду своих почитателей, что стал чем-то необходимым, даже привычным, составляющей их жизни. Его могли обсуждать и в троллейбусе как нечто знакомое и понятное всем. Так непринужденно и заинтересованно заговорили о нем по окончании деловой встречи писатель К. Федин - депутат Верховного Совета от Первомайского района Москвы и инструктор Первомайского же райкома партии. Инструктор райкома сказал, что знает Ал. Соболева еще со времени работы на заводе № 45 как сотрудника многотиражки. И в ответ услышал приведенную выше фразу.
Очень жаль, что годы стерли из памяти фамилию инструктора райкома. Каюсь, его имя заслонил для меня тогда шум вокруг «Бухенвальдского набата». Да и как могла я знать, что пригодятся мне эти факты из жизни для невеселого рассказа об Ал. Соболеве.
Редкие, а потому и заметные, как яркие звезды, положительные высказывания литераторов советского времени о «Бухенвальдском набате». В спецвыпуске Советского комитета защиты мира - небольшая публикация М. Матусовского.
На чествовании Ильи Эренбурга - в день его семидесятилетия - юбиляр подошел к Ал. Соболеву, тепло поздравил с большой творческой удачей. Их личная встреча состоялась в 1958 г. Из эмоционального, сбивчивого пересказа их беседы Ал. Соболевым в памяти осталась одна фраза, сказанная старшим, умудренным собеседником: «Слуцкого не печатают... Мартынова... Вот и вас...».
До сих пор я не сказала ничего о том, как отреагировал на исключение Ал. Соболева из соискателей Ленинской премии композитор Вано Мурадели, как воспринял он дискриминацию автора тех самых стихов, прочитав которые впервые, он - помните? - прослезился. Не знаю, какие чувства его обуревали, почему он безмолвствовал. Ясно одно: он повел себя не так, как в аналогичной ситуации кинорежиссер Г. Чухрай. Рассказывали, когда автора сценария его фильма «Баллада о солдате» В. Ежова исключили из списка претендентов на премию после первого тура, известный и влиятельный Г. Чухрай направил в Комитет по Ленинским премиям письмо, где в ультимативной форме потребовал или вернуть В. Ежова в список соискателей, или исключить из числа соискателей и его, Чухрая. Ленинская премия была присуждена обоим авторам.
Не менее известный и влиятельный композитор Вано Мурадели в случае совершенно одинаковом, в отличие от Г. Чухрая, воздержался от протеста, предпочел промолчать.
Что помешало ему занять твердую, бескомпромиссную позицию, вступиться за Ал. Соболева? Возможно, дала о себе знать усиленная «обработка» композитора, направленная против Соболева, сказалось отсутствие у автора мелодии собственного представления о поэте, которого он, как говорится, и в глаза не видел.
Зная отношение в «верхах» к евреям, Вано Ильич мог поостеречься от решительных действий в защиту Ал. Соболева и по этой весьма существенной причине. Да и вовсе не обязательным результатом его протеста явилось бы присуждение обоим авторам Ленинской премии. Ведь и оставшись одним в числе соискателей премии за «Бухенвальдский набат», Вано Ильич ее не получил. Он тоже «провинился»: уж очень громкой была слава этой антивоенной, антифашистской песни. Непростительно громкой!.. В глазах многих высокопоставленных «судей».
Как-то летом, год иди два спустя после отрицательного решения Комитета по Ленинским премиям, на одной из аллей Измайловского парка мы догнали молодую маму с девочкой, которую она вела за ручку. Не очень-то уверенно переступавшая кроха, к нашему величайшему удивлению, пела в этот момент: «Белегите мил! Белегите мил!..» - заключительные слова «Бухенвальдского набата». Ребенок запомнил то, что звучало постоянно. Ошеломленный, изумленный, замер на месте Соболев. Когда взглянул на меня, в глазах его блестели слезы... Вот это - награда! Это - то самое, от чего у художника вырастают крылья. Зная натуру Ал. Соболева, сомневаюсь, чтобы Ленинская премия, получи он ее, заставила бы его прослезиться... «Побежденный», он остался победителем!
Выдвижение на Ленинскую премию - эпизод из жизни Ал. Соболева грустный, со стороны ССП и КПСС - гадкий, гнусный, с дальним прицелом. Что заставляет меня употреблять здесь резкие выражения? Попытаюсь объяснить. Более сорока лет не перестает занимать меня один вопрос: зачем, почему ЦК партии разрешил или решил назвать Ал. Соболева в числе претендентов на Ленинскую премию, вроде бы возвысить, подчеркнуто выделить? Странно это выглядело после предыдущего гробового молчания об Ал. Соболеве всей прессы... И вдруг - необъяснимый маневр, многообещающий жест?!
Разберемся по порядку. Могла ли вообще не появиться публикация о выдвижении Ал. Соболева? Да, разумеется, да. Кто смел помешать с самого начала сделать соискателем премии лишь композитора? Никто!.. Не было в СССР такой силы. Некого стесняться. Не перед кем отчитываться. Народ?
Я с тоскою смотрю на советских людей.
Ни высоких стремлений, ни светлых идей.
От начальства снося зуботычины,
лишь с оглядкой лопочут:
«Что сделаешь, мол?..»
Верно, их, как плита, придавил произвол, и запуганных и обезличенных, - скажет Ал. Соболев в стихотворении «Русь». И несколькими годами позже:
...у наших граждан
страх в крови от самого их дня рожденья.
Давным-давно,
с тех грозных дней октябрьским шквалом незабвенным вонзен был
страх
в сердца людей и стал неистребимым геном.
И ВЧК, и ГПУ,
и долгим сталинским кошмаром был загнан, как овец отара, народ на узкую тропу.
Направо - круча,
