Ознакомительная версия.
Михаил недолго пробыл в Новгороде, однако с ним в этом городе связана любопытная история.
В его свите в Новгород прибыли несколько еврейских купцов, вероятно из Крыма. Ничего удивительного в этом нет – купцы всегда искали в попутчики хорошо вооруженные посольства. Новгород был известным торговым городом и сулил большие возможности для купцов.
Среди них был некий Схария Скара, как считается – караим, которого называли чуть ли не астрологом и каббалистом. Именно с ним связывают так называемую ересь «жидовствующих», которая поразила в конце XV – начале XVI века Новгород, а потом и Москву. Более того, под влиянием «жидовствующих» находился некоторое время сам великий князь Московский Иван III. Нет смысла в этой книге подробно останавливаться на данной теме – ей посвящены многочисленные труды различных авторов. Отметим лишь, что, вероятно, роль этого Схарии Скары в распространении ереси была преувеличена. Он, наверное, действительно обладал определенными познаниями в Святом Писании, в том числе и в Ветхом Завете, что соответствует его вере. Учитывая тот факт, что в Новгороде торговля находилась под покровительством церкви, не удивительно, что влиянию «ереси» подверглись в первую очередь церковники. Новая «ересь» также была слишком уж похожа на «стригольничество», которое еще не было забыто в Новгороде. Стригольники отвергали церковную иерархию и монашество, выступали против симонии, отвергали таинства.
Этот Схария вряд ли ставил перед собой цель «совращения» отцов церкви, думается, что его задачей было налаживание торговых связей. Лишь Татищев сообщает, что Схария был казнен среди прочих еретиков. Вероятнее всего, это было не так. Надо полагать, что этот Схария был на самом деле неким Захарией Гвизольфи – потомком еврейской генуэзской семьи, которая имела владения в Крыму и в Тамани. Этот Захария состоял в переписке с Иваном III, который приглашал его в Москву, куда он, впрочем, так и не добрался, оказавшись, в конце концов, на службе у крымского хана Менгли-Гирея.
Хорошее, даже теплое отношение Ивана III к Захарии может объясняться рекомендацией со стороны Михаила Олельковича, который находился в родственных связях с первым и был знаком со вторым. Впрочем, это лишь версия.
Сам же Михаил Олелькович недолго находился в Новгороде. Он отправился в Киев, как только узнал о смерти брата. Однако, не получив Киева, он вернулся в свой Копыльский удел.
В Великом княжестве Литовском снова начались притеснения православных, что возбуждало общее недовольство русских князей. В результате в их среде родился заговор, целью которого было либо отложиться к Москве (версия, которую поддерживают в основном российские историки), либо создать собственное независимое государство (эту версию поднимают на щит украинские исследователи).
Во главе заговора стояли двое внуков Владимира Ольгердовича Киевского – князья Федор Иванович Бельский и Михаил Олелькович. Кроме того, как говорят некоторые источники, заговорщики вообще хотели сместить с великокняжеского престола Казимира и поставить вместо него Михаила Олельковича.
«В 1481 году заговор предположено было привести в исполнение: князь Федор Бельский, празднуя свою свадьбу, пригласил на празднество Казимира; здесь, во время пира, заговорщики должны были овладеть его особой. Случайно, за несколько дней до осуществления, заговор был открыт, слуги Бельского арестованы и под пыткой дали показания, компрометировавшие князей. Узнав об аресте своих слуг, князь Федор Бельский вскочил ночью с постели и, полуодетый, бросился на коня и ускакал за московский рубеж», – пишет Антонович.
Другие заговорщики – князь Иван Ольшанский и Михаил Олелькович – были арестованы и заключены в темницу в Киеве. 30 августа 1482 года оба они были казнены на лобном месте перед киевским замком.
Еще одна попытка отделить русские земли от Литвы была предпринята в 1508 году группой аристократов во главе с князем Михаилом Львовичем Глинским. Этот князь происходил из знатного рода, ведущего свое происхождение от самого Мамая. Глинские имели обширные имения в Киевском княжестве на левом берегу Днепра, а также в бассейне Припяти, в Белой и Черной Руси.
Михаил Львович Глинский был выдающимся представителем своего времени. Всю молодость он провел за границей, вначале занимаясь науками, потом состоя на службе у разных европейских правителей. За границей он приобрел репутацию хорошего военного. Вернувшись в пределы Великого княжества Литовского, он сразу занял видное место среди местной аристократии. Он был среди тех русских князей, которые добились того, что на великокняжеский престол был поставлен Александр Казимирович, что способствовало обособлению Литвы от Польши. Михаил Глинский сблизился с новоизбранным великим князем. Свое влияние он направил на укрепление русской партии. Литовская католическая партия с раздражением смотрела на то, как русские получали влияние, должности и земли, роптала, но безрезультатно. Литовские шляхтичи пытались скомпрометировать князя Глинского, обвиняя его то в желании узурпировать власть в Великом княжестве, то в намерении отделить Киевское княжество, то в попытках отложиться к Москве.
Однако пока был жив великий князь Александр, эти обвинения не приносили плодов.
После смерти Александра давление на Глинского стало возрастать. Осознав, что законным путем он не сможет доказать свою невиновность, он решил сделать то, в чем его обвиняли недруги, – заручившись поддержкой московского князя Василия Ивановича, решился отторгнуть от Литвы русские земли. Он направил в Киев своего брата Василия, которого жители города встретили крайне радушно – «киевляне полагали, что пришло время, когда город их опять станет главой обширного русского княжества», – пишет Антонович.
Однако в белорусских землях Великого княжества Литовского идея отделения не встретила поддержки. «В землях этих преобладало сословие земян (т. е. мелких дворян, обязанных государству военной службой), которое давно уже свыклось с мыслью о всевозможных сословных благах, которые низольются на него при развитии в Литве польского права. Земяне Северо-Западного края не были воодушевлены, подобно киевским, национальным стремлением и предпочли сословные выгоды от ожидавшейся унии с Польшей восстановлению народной политической самобытности; они остались глухи к призыву Глинского или отнеслись к нему враждебно», – отмечает Антонович.
Польские войска приближались, помощь московского князя все не шла, Глинский понял, что его дело проиграно. Ему не оставалось ничего другого, как покинуть пределы Великого княжества Литовского. Новое пристанище он нашел при дворе московского князя. Во время русско-литовской войны за Смоленск он хотел переметнуться к Сигизмунду, но был разоблачен и заточен в темницу. После того как его племянница Елена Васильевна вышла замуж за великого князя Московского, Глинский вышел на свободу. Однако жизнь свою он все равно окончил в заточении – туда его теперь отправила та же племянница – правительница Московии, мать Ивана Грозного Елена.
Ознакомительная версия.
