— При чем тут музыка? Элькадо — проповедник, удивительное существо! — Зепп закатил глаза. «За шестьдесят лет, а все те же фокусы, и ничто его не берет», — завистливо думал Уве.
— Понимаешь, он проповедует полное, ну абсолютное воздержание от мясной пищи! Колоссально! Питаться надо одной травой!
Впрочем, едва Уве упомянул о Далеме, юриста словно подменили, он забыл о траве и сбросил куцый пиджачишко.
Теперь, в широких подтяжках, вышитых розочками, он выглядел обыкновенным старым немцем, каким, собственно, и был. А «лондонские» отвороты смотрелись просто как подвернутые ввиду плохой погоды штаны.
Лангеханс очень серьезно раздумывал вслух:
— В конце концов дело революции решено! И за то, что социал-демократы, трезвые социал-демократы, а не фанатики, помогли нам удушить ее, низкий поклон всем Эбертам, Носке и иже с ними!.. Ты понимаешь, Уве, что, имея перед глазами пример России — еще одна секундочка! — и укрепились бы у нас Советы, и никакой Эберт не спас бы нас от социальной революции… Ах, Уве, не так давно Пастер подарил человечеству прививки против бешенства. Но прививку против революции вряд ли изобретут на нашем веку! А ты знаешь, какую опасность представляет для нас эта новая партия, которая называет себя «коммунистической», потому что в середине прошлого столетия Маркс ввел это слово и это понятие в нашу жизнь… Чтобы оно стояло над нами вечной угрозой…
— Но, Зепп… — Нойфиг пытался унять адвоката, однако тот бегал по кабинету, ероша невидимую шевелюру на лысом черепе и сверкая глазами, словно модный гипнотизер.
— Не думай, что доктор Роза Люксембург — безвредная дамочка, эрудированная в области экономики! — кричал Зепп, хотя Уве вовсе и не думал о Люксембург.
— Не думай, что Карл Либкнехт — просто потомок своего маститого папы! А твоя наставница, твоя знаменитая Клара… Что сделало ее «нашей Кларой»? Массы ее сделали…
— Зепп, остановись, прошу тебя! — заволновался Нойфиг. Он заволновался потому, что сейчас ясно вспомнил: да, в том решении, принятом в Далеме, говорилось о необходимости «физического уничтожения анархиствующих элементов, срывающих восстановление порядка». И упоминались при этом имена этой самой Люксембург и Карла Либкнехта. И Клары тоже…
Все это наконец удалось вкричать в Зеппа. И моментально отрезвить его. Лангеханс присел на штофное кресло, челюсть у него отвисла, руки затеребили несуществующие волосы еще более нервно.
— Во имя сохранения порядка… Да, да, — бормотал адвокат, — во имя будущего Германии любые жертвы! Любые!.. Уве! Помяни мое слово: Германия стоит на пороге великих событий! Враг у ворот отечества! — завопил вдруг Зепп. — В руках безобидных на вид женщин скрижали великой смуты! Под знаменами, обагренными кровью кайзера…
— Зепп, что ты? Какой кровью? Кайзер ведь жив и невредим!
— Я выражаюсь метафорически, — спокойно пояснил Зепп, и без перехода, тем же тоном: — Пойдем на половину Лотты. Посмотришь, как проповедник ест салат из травы с оливками.
Уве отказался смотреть, как проповедник ест траву.
Домой он добрался только к полуночи. И всю дорогу его неприятно царапала мысль о том, что там, в ставке, упоминалось рядом с Либкнехтом и Розой имя Клары Цеткин.
Проводив Нойфига, адвокат и не подумал вернуться на половину жены, а опустился в кресло и глубоко задумался.
Что следует предпринять? Не пришла ли пора службы одному хозяину? Нет и нет! Никаких гарантий. Все может измениться. А самое главное, он знал, как можно предупредить Клару о грозящей ей и ее друзьям опасности. Это Уве Нойфиг ничего не знал о своем беспутном брате-художнике. А он, Лангеханс, знал, отлично знал, что Георг Нойфиг связан с этой новой опасной партией. И даже больше: сын Георга Эрих беспрерывно мотается в Зилленбух и обратно. Лангеханс хотел поговорить с Георгом…
Несмотря на поздний час, адвокат вывел машину из гаража: это было слишком щекотливое дело, чтоб иметь свидетелем даже собственного шофера.
Если Георг Нойфиг дома, он, несомненно, выслушает его. Несомненно. И конечно, пошлет сына к Кларе. Колоссально! И у Лангеханса будет перестраховка… на всякий случай! Было же в России… В русском кабаке на Тауэнцинштрассе бегают же с подносами русские аристократы и гвардейские офицеры. А все потому, что вовремя не заручились вторым господином. Вот теперь им и выходит труба! Нет, он, Лангеханс, не так прост!
Уже старая женщина эта Клара, он как-то всегда забывал, что они ровесники.
Те, кто решил загубить Клару, прекрасно понимают, что дело не в ней лично. Кто хочет затолкать в грязь знамя, тот подымет руку на знаменосца. Он предупредит друзей Клары. А уж то, что это ему зачтется, ну само собой!
В доме Георга освещены все окна… Он притормозил у поворотного круга.
— Эй, вы, объезжайте! — услышал адвокат грубый голос. Голос исходил из «пикапа», стоящего под каштаном и так незаметно здесь расположившегося, что Лангеханс едва не наехал на него.
— А что тут происходит? — удивился адвокат. Шофер вышел из кабины: это был верзила в зеленой грубошерстной куртке и плоской кепочке.
— Послушайте, если я пять минут назад сказал: «Объезжайте», то вам уже надо быть в пяти километрах отсюда.
От этих слов адвоката почему-то стала бить дрожь. Он пробормотал:
— Я совершенно случайно…
— Мне это ни к чему, — мрачно прервал верзила, — валите отсюда!
Лангеханс повиновался. Отъехав, он оглянулся и увидел, что двое в длинных кожаных пальто волокут под руки третьего. Даже не рассмотрев лица, Лангеханс уже знал, что схватили Георга.
Зепп дал газ и поехал обратно домой. Под свою крышу! Где, вполне возможно, еще сидит пророк и ест салат из травы.
Георга схватили! Что же делать? Все в конечном счете делается ad maiorem dei gloriam[16].
Привычная латынь успокоила его.
Возможное несчастье не имело в ее мыслях определенной формы и все же казалось неотвратимым.
Клара видела сбоку и неясно, только в боковую створку окна, как ветер терзает молодые березки, высаженные у крыльца. Казалось, что их легкая стайка сейчас разлетится под его порывом. Вихрь носит по парку какие-то темные фигуры. Или это ей чудится?
Она устала от своих мыслей… Центральные газеты не доставлялись уже пятый день. Но она знала главное.
Носке возглавил расправу с революцией, генералы будут душить революцию руками ренегатов. Под стенами столицы стоят на исходных позициях вооруженные до зубов войска под командой кайзеровских генералов. В Берлине баррикады. Рабочие готовятся к обороне.
Ее товарищи там, в центре событий… И Карл, и Роза, и вся гвардия революции направляют сейчас боевые действия, а она здесь, беспомощная…
