Шубин и Андрей рассмеялись.
- Тогда мы учились в пятом или шестом классе? - делая невинное лицо, спросила Марго у Волкова.
- Не помню, - буркнул тот.
Они свернули к набережной. У каменного барьера в наступивших сумерках вырисовывались редкие парочки влюбленных.
- А знаете, в Москве ночью камни поют, - сказала Марго.
- Любое тело, - кивнул Шубин, - при охлаждении издает звук.
- Все тебе понятно! - грустным тоном вдруг сказала Марго. - Будто важно отчего, а не что. Так и жить неинтересно.
Шла она упругой, легкой походкой, словно в такт музыке, которая была в ней самой.
III
Дверь им открыла старая нянька.
- Ах ты господи, - всплеснула она короткими, испачканными мукой руками. - Живые, здоровые?..
Невысокая, кругленькая, опоясанная цветастым фартуком нянька точно была пропитана вкусным запахом каких-то соусов, жареного лука, теста. И лицо ее, покрытое густой сеткой морщинок, темневшее несходящим загаром, как у всех старых русских крестьянок, светилось доброй улыбкой.
- Да что ж это вы стоите у порога? Забыли наш дом?
- Мы уезжали, Гавриловна, - сказал Волков.
- Они теперь лейтенанты, - прибавила Марго.
- А я все допытывалась, где наши кавалеры?
И выросли-то... Уж рада, что зашли!
- Известно, кто у няньки любимец, - проговорила Марго, скосив глаза на Волкова.
- Ты-то молчала бы, - рассердилась вдруг нянька. - Стрекоза!..
В этой большой прихожей все было знакомым Андрею еще со времени, когда бегали из школы. Капитан торгового флота заезжал домой редко. Но вещи его будоражили воображение джунглями восточных стран, морскими штормами. За стеклом шкафа таращили глаза свирепые драконы, виднелись прозеленью корешки старинных лоций. Как и раньше, у двери скалило зубы чучело тигра, на стене висели африканская маска и боевой щит из кожи носорога. По краю этого щита Сережка химическим карандашом записал их мальчишескую клятву: "Будь сильным или умри, но не скули..."
А Галицыну, тогда нескладную, худую, с общипанными косичками, дразнили Машкой-заваляшкой...
- Это что, - ворчала нянька. - Другие гости-то час ждут.
- Девчонки?
- Кто ж! - ответила нянька. - И еще... С цветами...
Ладонью трогая задубелую кожу щита, Волков усмехнулся.
- Сладу нет, - жаловалась нянька. - Маленькая хоть угла боялась. Погоди-ка, выйдешь замуж...
- Да я и не выйду, - рассмеялась она. - Михал Михалыч, ну объясни, что женщина теперь свободна...
- Элементарно, - кивнул Шубин.
- А-а, - махнула рукой нянька. - От чего это она свободна? Ныне, гляжу, строгости в девках поменьше.
А семья-то испокон века бабьим умом держалась!..
Хотя говорила она сердитым тоном, сердитым было и лицо, в глазах светились добрые огоньки. Марго, смеясь, обняла ее, звонко поцеловала в щеку.
- Ну, будя, - сразу отмякла та. - Чего тут? В комнаты идите.
Марго широко распахнула дверь гостиной. На диване сидели ее подруги в одинаковых белых платьях.
Одна худенькая, как тростинка, с большими серьезными глазами, светлыми локонами вьющихся волос, другая - плотная, широкая в кости, с гладкой прической.
И если у первой легкое платье только подчеркивало хрупкость, то у второй оно делало заметнее крупные черты лица, не по-женски сильные плечи. У вестермановского массивного рояля стоял майор с красивым молодым, чуть одутловатым лицом и пухлыми губами.
Бежевую гимнастерку, словно вылитую по его стройной фигуре, стягивала новенькая портупея.
Огромный букет цветов лежал на черной крышке рояля.
- Это мне, да? - воскликнула Марго. - Какие розы!..
- Ждем больше часа, - проговорил майор тоном, каким взрослые упрекают напроказивших детей.
И у Марго сразу вытянулись губы, точно она хотела расплакаться. Андрею было знакомо это ее свойство мгновенно и так естественно подлаживаться к настроению других, что нельзя было понять, когда оставалась сама собой, а когда играла роль. Лицо ее теперь выражало и отчаяние, и детское недоумение.
- Честное слово, я не виновата, - проговорила Она. - Везде стараюсь успеть и везде опаздываю. Ну как быть?..
И в следующее мгновение глаза у нее опять приобрели задорно-лукавое выражение.
- Что вы молчите?.. Знакомьтесь!.. Это Костя...
Майор снисходительно развел руками, как бы извиняя такое пренебрежение к его чину.
- Невзоров, - сказал он, чуть наклоняя голову.
"Хорошо, что мы без формы, - думал Андрей. - Пришлось бы еще вытягиваться перед ним". Ладонь у майора была сухая, толстая. Он сразу не понравился Андрею и уже казался глуповатым, хотя ничего глупого в его лице не было.
Худенькая девушка, протягивая руку Андрею, сказала неожиданно басистым для ее фигурки голосом:
- Елена Горюнова, - и взглянула на него так строго, будто хотела еще добавить: "Вот я знакомлюсь с вами, а хороший ли вы человек?"
- А я Наташа, - улыбнулась ему другая, очевидно зная, что улыбка идет ей.
- Костя, садитесь на диван, - потребовала Марго. - И рядом с Леночкой!
- Подчиняюсь, - ответил Невзоров. - Единственно приятное для всех подчинение. Хитрые британцы не случайно держат на троне королев...
- Хитрых британцев теперь бьют, - кривя губы, сказал Волков.
- Да? - улыбнулся Невзоров, как бы показывая своей улыбкой, что ему-то уж это лучше известно. - А это меняет суть?.. Если вы учили историю, то должны согласиться, что на земле война, по сути, не кончается. Где-нибудь всегда стреляют. И право, женщины мало виноваты, сколько бы ни уверял Фрейд...
- А вот... Ну, элементарно, - проговорил Шубин. - Если для планеты возникнет угроза извне. От иных миров. Тогда пришлось бы землянам объединиться?..
- Увольте, - рассмеялся Невзоров. - С фантастикой, ей-богу, не в ладах...
- Существует же вероятность! - настаивал Шубин. - Теоретически...
- Войну теоретики называют искусством, где мерой способностей полководца бывает реалистичность оценки...
- Наполеон считал главным интуицию, - буркнул Волков.
- Правильно, - добродушно согласился Невзоров. - Чем же, кроме интуиции, после разгрома оправдывать свою гениальность? Обстоятельства, значит, сильнее таланта.
Марго, достав из букета розу, поглядывала на всех, едва удерживая серьезность лица. И Андрей, который хотел уже высказать свое мнение и поспорить, заметив этот ее взгляд, подумал о том, как часто люди бессмысленно спорят лишь для того, чтобы казаться умнее или привлечь к себе внимание.
- Любопытно заметить, - добавил Невзоров, - судьбы великих полководцев и завоевателей напоминали чем-то путь современных им художников. Победивший готов Велизарий был ослеплен и засажен в темницу, Македонского, после самых крупных побед, отравили, Цезаря закололи в сенате... Но это иная сторона дела. Право, мы увлеклись.
