лед.
Конечно, дома было немало нареканий за неосторожность. Но все обошлось. Смелый конькобежец не схватил даже насморка.
В долгие зимние вечера Циолковский смастерил парусное кресло на полозьях. Управляемый рычагами, этот парусник мчался, как сказочный ковер-самолет. Однако радость этого развлечения быстро омрачилась. Тогда не было ни автомобилей, ни мотоциклов, и лошади пугались даже велосипедов. При виде парусника они храпели от страха и мчались куда глаза глядят. Циолковский не замечал этого, но, наконец, грузчики, перевозившие через реку различные товары, пригрозили ему расправой. С тех пор, завидя лошадь, Циолковский поспешно снимал парус…
Ранней весной 1887 года маленький домик на Калужской улице, где жила семья Циолковского, навестил неожиданный гость. Это был Павел Михайлович Голубицкий, изобретатель в области телефонии. К тому времени он уже сконструировал первый в мире микрофон и был хорошо известен в научных кругах России. Приехав в Боровск по своим делам, он наслышался от знакомых о «сумасшедшем» учителе-изобретателе, который якобы утверждает, что наступит время и корабли понесутся по воздушному океану со страшной скоростью, куда захотят…
Голубицкий решил проверить все сам, мало ли что говорят полуграмотные люди! О нем самом тоже болтают немало глупостей.
Он отыскал домик, где жил молодой изобретатель, вошел, представился. Циолковский встретил Голубицкого с радостью. Наконец-то он видит у себя человека науки, который поймет его, а может быть, и поможет чем-нибудь!
И Константин Эдуардович с увлечением начал рассказывать Голубицкому о своих научных трудах, подводя гостя то к одной, то к другой модели. При этом он не заметил, как смущен и разочарован его посетитель.
А Павел Михайлович вначале действительно был удручен, разглядев обстановку, в которую попал. В маленькой и тесной квартирке кое-как ютилась большая семья. Скромная мебель, явная бедность, а кругом модели и этот странный отец семейства, который, не думая о своей нищете, говорит о завоевании воздуха! На что ему это, если здесь, на земле, он явно не справляется с нуждой? Очевидно, этот изобретатель и в самом деле не в своем уме.
Но вскоре Голубицкий вспомнил один случай из своей собственной жизни. Когда он жил в деревне, то целыми днями возился с опытами на самодельной электрической машине. И вот однажды к нему пришел в гости сосед помещик. Это был хороший хозяин, у которого ничего даром не пропадало.
— Что это вы делаете? — спросил он Голубицкого.
— А вот посмотрите, какие искры дает моя новая машина.
— А для чего вы ее сделали?
— Как для чего?! Ведь это же новой конструкции машина!
— А вам-то что от этого? Добудете за нее деньги? И большие?
— Да нет! Это только научная работа.
После этих слов Голубицкий тщетно пытался заинтересовать помещика своим изобретением. Игрушками этот толстяк не занимался.
Так вот и теперь! Уж не похож ли он сам на того помещика, который всюду искал только денежную выгоду? Что стало бы с наукой, если бы люди не умели служить ей бескорыстно, не думая о выгоде, пренебрегая нуждой и насмешками? А как часто из незначительного опыта возникает вдруг научный вывод неоценимой важности! Вот так, например, у Ньютона. Э, да что там! Кто не знает, что дело не в цене скрипки, а в таланте музыканта!
Вместе с тем Голубицкий заметил, что все модели Циолковского чрезвычайно просты и дешевы и вместе с тем основаны на строгих математических расчетах [3].
Беседа с молодым ученым увлекла Голубицкого. Приехав в Москву, он повидал профессора Московского университета Столетова и рассказал ему о Циолковском.
В результате Константин Эдуардович получил приглашение приехать в Москву, чтобы сделать доклад об управляемом аэростате на заседании Московского общества любителей естествознания.
Не смущаясь распутицей, Циолковский отправился в Москву. Там ему удалось познакомиться с видными учеными, а его теория управляемого аэростата или дирижабля заинтересовала отца русской авиации профессора Николая Егоровича Жуковского. Рукопись доклада он оставил у себя, чтобы познакомиться с ней получше.
Довольный успехом доклада, Циолковский возвращался домой. От станции ехал на попутной подводе. Тихая апрельская ночь была темна и холодна, но молодой ученый так задумался, что ничего не замечал и даже не слышал, как возница несколько раз крикнул:
— Горит!
Действительно, далеко, в городе Боровске, что-то горело, но из-за темноты пламя казалось необычайно близким. Наконец и Циолковский увидел пожар. В деревянном Боровске это было частое явление, особенно зимой, когда топились печи и жглись керосиновые лампы. То и дело какая-нибудь несчастная семья оставалась без крова и без имущества.
Зловещее зрелище пожара испортило настроение, и сразу заставило забыть о Москве. С каждым шагом лошади все ближе скучный Боровск и бесконечные житейские заботы.
Когда въехали в город, пожар уже утих. Пламя сожрало все, что у него не успели отнять. Навстречу подводе шли люди с пожара. Они были взволнованы и громко разговаривали.
— Кто погорел-то? — с любопытством спросил возница.
Отвечали громко, и сквозь глухоту Циолковский услышал, что погорельцем был… он сам!
Пожар возник в соседнем сарае, где сосед угольщик ссыпал неостывший уголь, а потом перекинулся дальше. Жена и дети растерялись, а прибежавшие на помощь люди не столько тушили, сколько тащили все, что попадалось в руки. И уж, конечно, никто не побеспокоился о спасении рукописей и моделей. С точки зрения обывателей, это были самые ненужные вещи. Уцелела только та рукопись «Теория аэростата», которую Циолковский отдал на просмотр Жуковскому.
Пришлось заново налаживать быт семьи, заново делать модели и чертежи. Подошли летние каникулы, но было не до отдыха. Циолковский спешил восстановить сгоревшее.
И все же он находил время по-прежнему собирать своих учеников. Они помогали делать модели, живо интересовались его рассказами, и в награду за это Константин Эдуардович устраивал им «потеху».
Из плотной бумаги общими усилиями оклеили огромный шар с круглым отверстием. Под отверстием прикрепили проволочную сетку. В нее клали сухие лучинки и зажигали их. Огонь быстро нагревал воздух в шаре, и от этого шар поднимался и мчался ввысь, насколько позволяла привязанная к нему нитка. Ребята ликовали, а глядя на них, радовался и Константин Эдуардович.
На полет шара дивились и взрослые, но не видели в этом ничего хорошего: от горящих лучинок на землю сыплются красные угли. Долго ли до беды! Пожары в городе то и дело. Сам погорел, а все не набрался ума-разума.
И беда действительно чуть не случилась. Чуть! Но шума было много.
Однажды нитка, державшая шар, перегорела от попавшей на нее уголинки, и шар, почуяв свободу, умчался неведомо куда. Ребята бросились на поиски. Сначала
