концах. Под действием маятников эти шары будут описывать дуги, и их центробежная сила, думал юноша, поднимет кабину и понесет ее в небесное пространство.
Циолковский был счастлив. Хотелось немедленно взяться за инструменты и приступить к работе. Но было уже поздно, и хозяева спали. Это были бедные люди. Хозяйка целыми днями стояла у корыта и стирала на людей. За день она очень уставала, и Циолковский ни за что не позволил бы себе нарушить ее сон.
Но от радости не спалось, и юноша вышел побродить по улицам. Ему представлялось, как он помчится в небеса и увидит своими глазами эти прекрасные звезды, освобожденные от дымки из воздуха и земной пыли.
Вдруг Циолковский остановился. Внезапная мысль с беспощадной ясностью дала понять, что он ошибся, ошибся глупо и грубо. Никогда центробежная сила не поднимет в воздух его аппарат. Она уравновесится центростремительной силой или силой тяжести, и в его машине будет только бессмысленная тряска механизма.
Горечь разочарования была очень сильна, казалось, кто-то вылил на голову ведро холодной воды. Циолковский почувствовал, что ночь холодна и он сильно устал. Грустный, поплелся он домой в свою каморку.
Но во сне ему казалось, что он летает, и сердце вновь замирало от счастья. Кому в юности не снились такие сны! Но большинство забывает их и за всю жизнь не может оторваться от земных дел и забот.
Циолковский же был из тех, кого мечта никогда не оставляла. Она шла за ним всю жизнь.
Осенью 1879 года Циолковский сдал экстерном экзамен на звание учителя народных училищ и вскоре был назначен учителем арифметики и геометрии в Боровское уездное училище Калужской губернии.
Боровск — живописный городок, окруженный лесами. От слова «бор» и его название. Река Протва змейкой вьется по окраине города и еще больше украшает его окрестности.
Но молодого учителя Боровск встретил недружелюбно. Среди жителей города было много раскольников [1], которые ко всем, кто не придерживался их религиозных взглядов, относились с осторожностью и опаской, а подчас и враждебно.
Началось с того, что приехавшего учителя никто не хотел взять к себе на квартиру. Вдруг он курит! Вонючий табак противен истинной вере. И получалось так, что дома стояли пустые, а жить приходилось в гостинице. Это было дорого и неудобно. Наконец, после долгих поисков и мытарств квартира нашлась. Начались занятия в училище, наступила самостоятельная жизнь. Значит, теперь можно основательно заняться опытами с летательными аппаратами. Ведь мечты о покорении воздушной стихии не давали Циолковскому покоя ни днем, ни ночью.
В маленьком домике, где он жил с семьей, подчас не было денег на покупку обуви, но зато везде, куда падал глаз, стояли различные приборы и модели, сделанные руками самого изобретателя. В те годы Циолковский много работал над расчетами металлического управляемого аэростата.
— Хороший учитель, — говорили про него в городе, — но только он… того… у него, видать, «не все дома». Отец семейства, а все какими-то игрушками занимается. В праздники и то все чего-то мастерит и строгает.
И по городу как анекдот ходил рассказ о том, что в день своей свадьбы Циолковский возился с каким-то станком. Это ли не позор! Жена у него добрая, а другая ни за что не простила бы такого невнимания.
А некоторые прямо называли молодого учителя сумасшедшим. Жена Циолковского Варвара Евграфовна с досадой передавала мужу все, что говорили о нем боровчане, и Константину Эдуардовичу становилось горько. Не хотелось разговаривать с соседями, бывать у них. Зачем? Эти люди только смеются, а кому приятны насмешки, даже если твердо знаешь, что ты их не заслужил. Зато в училище Циолковский шел с удовольствием. Ребята не думали, сумасшедший или нет их учитель. Какое им дело до того, что о нем болтают взрослые, им с Константином Эдуардовичем очень интересно, и стоило тому назначить прогулку в лес или на реку, как они гурьбой бежали на его зов. Радость общения с детьми немного скрадывала неприятности, которые преследовали изобретателя на каждом шагу.
Особенно плохую память оставили 1887 и 1888 годы.
Осень была теплая, и вода на реке долго не замерзала. Но, наконец, под напором декабрьских морозов она сдалась и угомонилась. Все любители коньков поспешили на лед. Он был чист, гладок и отливал заманчивой синевой. Скоро метели и морозы испортят его, появятся сугробы и трещины, и для катания останется только узкая полоска, защищенная от ветра и снега высоким берегом. Но пока на реке ледяной простор, глядя на который так и хочется стать на коньки и помчаться во весь дух.
Пришел со своими нурмисами [2] и Циолковский. К нему подошли двое знакомых.
— Что за катание! Теснота и толкотня, — сказал один из них.
— Поедемте дальше! — предложил Циолковский.
— Но там лед слабый, можно провалиться.
— Ничего! Я поеду первым. Если провалюсь, вы повернете назад, а я выкарабкаюсь.
Предложение было опасное, но лед так заманчиво блестел, что решили рискнуть.
Константин Эдуардович мчался впереди. Высокий, тонкий, он несся, как на крыльях. В ветреную погоду он даже брал с собой на каток зонт, раскрывал его и летел по ветру, как птица. За быстроту и ощущение полета он и любил этот спорт. Грудь дышала глубоко, легкие наполнялись свежим морозным воздухом, пронизанным ярким солнечным светом.
Лед давно трещал под ногами отважного конькобежца, товарищи звали назад, но Циолковский ничего не слышал. Впереди показалась вода. Она быстро приближалась, уже не было возможности остановиться. Сейчас он влетит в ее черную бездну… Но тут Циолковский резко затормозил и повалился на лед. Движение остановилось почти у самой полыньи. Лед здесь был так тонок, что начал отламываться, и вода догоняла уползавшего от нее человека. Намокла одежда, и ее тяжесть усиливала опасность. Полынья тянула к себе. Вот-вот лед отломится сразу большой пластиной, и вода поглотит смельчака. Здесь глубоко. Попробуй, выплыви в мокром пальто, когда кругом тебя тонкий и острый, как стекло, лед. Ухватишься за него, а он обломится еще дальше. Но, стараясь не думать об опасности, Циолковский осторожно полз все дальше от полыньи. Вот уже под ним довольно прочный ледяной настил, а еще чуть подальше можно даже встать на ноги.
Товарищи умчались за помощью, но она не потребовалась. Циолковский благополучно выбрался на безопасное место и пустился в обратный путь. Мокрые брюки быстро заледенели и охватили ноги холодными клещами. С пол пальто ручейками стекала вода, застывая тонкими прозрачными сосульками. На бегу они мелодично перезванивались, ломались и падали на
