Конечно, нехватка снарядов — факт, от которого не уйдешь. Однако те же 12–16 снарядов, которые мы выпустили батареей, можно было использовать с большим толком. Ведь били же мы по танкам, и успешно, с 500–600 метров. А по мотопехоте открыли огонь на прицеле «62», то есть на дистанции в три с лишним километра! И сами не использовали преимущества стрельбы прямой наводкой да и своей пехоте не позволили пустить в ход пулеметы. Сказывался недостаток боевого опыта.
Пока мы вели огонь по автоколонне, над проселком поплыло длинное облако белой песчаной пыли. Видно, что по проселку движется воинская колонна. Но чья — наша или немецкая? Комбат решил выяснить и послал разведку. Пошли двое — помощник командира взвода сержант Коськин и красноармеец Леша Иванов-Ярославский, которого мы так звали в отличие от другого Леши Иванова — Архангельского.
На дальнем краю болотистой луговины, у подножия холма, стоял отдельный домик, вроде сарая. К нему, маскируясь в траве, и поползли разведчики. Они проползли уже треть расстояния, когда из домика выскочили люди. Комбат, наблюдавший в бинокль, сказал:
— Фашисты!
Он выстрелил из ракетницы, красная ракета повисла над лугом. Это был условный сигнал Коськину и Иванову вернуться на батарею. Комбат приказал мне обстрелять домик. Цель мы поразили прямым попаданием. И тотчас с проселка ударили по нам танковые пушки.
Пылевое плотное облако мешало наблюдению. Однако усилившийся гул моторов дал нам понять, что танки сходят с проселка на целину. Как и предполагал комбат, они двинулись, огибая луговину, в обход наших позиций. Прикрываясь ольшаником и складками местности, танки прошли мимо нас и устремились дальше — к огневым позициям 501-го гаубичного полка и дивизиона противотанковых пушек. Как мы узнали позже, соседи успешно отбили атаку танков. Только после этого фашисты повернули к нашей батарее.
Несколько танков и бронетранспортеров выскочили из перелеска и, ведя огонь с ходу, помчались с тыла на высоту. Однако мы уже успели перекатить пушки сюда, на запасные позиции. Наводчик первого орудия Саша Соболев сразу же подбил танк Т-II, другие орудия разбили три бронетранспортера с пехотой. Фашисты отошли.
Передышка была недолгой. Со стороны проселка послышался треск мотоциклетных моторов, и мы, ухватившись кто за станины, кто за колеса, покатили пушки через гребень высоты на основные позиции. Вражеская разведка сумела все-таки отыскать твердую полоску земли между болотистой луговиной и зарослями ольшаника. По ней и устремились на высоту мотоциклисты — несколько десятков тяжелых машин с пулеметами. Проскочив узость, они развернулись веером и пошли на большой скорости, ведя сильнейший пулеметный огонь. Пули барабанили по щиту нашей пушки, мы открыли огонь осколочными снарядами в предельном темпе. Единственный на батарее пулеметчик — Леша Чистяков из расчета четвертого орудия — показал себя в этот момент замечательным бойцом. Из ручного пулемета короткими очередями он бил хладнокровно и точно — на выбор. Какой мотоциклист ближе, тот и готов, срезан очередью. Все батарейцы, кто не был занят у орудий, взялись за личное оружие. Разведчики Липатов и Чернышев, телефонист Пашко, ездовые Иванов, Некрасов, Колесов стреляли из винтовок.
Нас отделяло от противника не более 20–30 шагов, когда его атака как бы надломилась. Мотоциклисты тормозили, пытались развернуть машины, другие соскакивали с седел, выбирались из колясок. Мы услышали впереди дружное «ура». Это наши пехотинцы, обойдя атакующих с тыла, ударили в штыки. Мотоциклетный отряд был окружен. Рукопашная завершила бой. Ни одному фашисту не удалось уйти к проселку. Вместе с пехотинцами мы захватили 28 мотоциклов с пулеметами. Среди пленных оказался и офицер — командир этого разведотряда.
Так закончился для нас второй день войны. Пока что ни наша вторая батарея, ни другие батареи 358-го легкого артполка, ни 501-й гаубичный полк, насколько мне было известно, не понесли существенных потерь в людях и материальной части. Произошел, правда, в эти дни один случай, едва не закончившийся крупными потерями. Дело было так. Батарея 501-го артполка после ночного марша, перед рассветом, заняла огневые позиции, окопалась. Выставили часовых, всем остальным комбат разрешил отдохнуть. Люди уснули прямо у пушек. То ли часовые потеряли бдительность, то ли гитлеровцам удалось снять их без шума — не знаю. Никто из батарейцев даже не успел взяться за оружие — фашисты повязали их сонными. Пытались оказать сопротивление лишь комбат и взводный, но были убиты.
Фашисты, видимо на радостях, тут же напились шнапсу, стали заводить тягачи (501-й полк был на мехтяге), цеплять к ним гаубицы, грузить трофеи. А пленные сидели под конвоем в стороне тесной группой. Один сержант зубами развязал узлы на руках товарища, тот развязал другого, и так пошло. По команде сержанта батарейцы бросились на собравшихся в кучку и громко галдевших конвоиров, обезоружили их, открыли огонь. Это произошло так неожиданно, что остальные фашисты не смогли оказать значительного сопротивления. Часть из них была перебита, остальные отошли в лес. Оттуда они открыли беспорядочный автоматный огонь. Батарейцы вывели тягачи с гаубицами из-под огня и вскоре появились в расположении нашей батареи. От них мы и узнали про этит случай.
В ночь на 24 июня мы опять снялись с обороны. 358-й полк в колонне двинулся на восток. Отходили организованно, знали, что параллельными дорогами отходят стрелковые части нашей 126-й дивизии и ее штаб. Вместе с нами по-прежнему передвигался 501-й гаубичный полк и стрелковый батальон на автомашинах. Тревожило одно: как будем воевать завтра? На каждое орудие оставалось по десятку-полтора снарядов, а подвоза из тыла нет.
Утром подошли к реке Неман. По обеим ее берегам раскинулся чистенький зеленый городок Пренай, Прямые, как стрелы, улицы идут от воды в гору. Войск здесь собралось много, и мы более часа ждали у моста своей очереди. К замполиту полка подошел мужчина: лет сорока, местный житель, литовец. За плечами у него — охотничья двустволка. Он попросил взять его с собой. Замполит сказал примерно так: «Если ты патриот, да еще, как говоришь, лесник, лучше оставайся тут. Дело тебе найдется».
Мост был добротный, железобетонный, но прошли мы его осторожно, держа коней под уздцы. Люки на мосту были открыты, саперы закладывали там взрывчатку.
Перейдя Неман, наша колонна свернула на проселок. Теперь мы опять изменили направление — шли на север. На закате услышали впереди несильный бой, татаканье пулеметов. Оно доносилось из местечка, над которым возвышался шпиль католического костела. Пехотный командир попросил нашего комбата уничтожить фашистских пулеметчиков, засевших на колокольне. Мы выкатили пушку на бугор, после второго прямого попадания пулеметный огонь прекратился. Когда въехали в местечко, пехотинцы сказали, что на колокольне нашли два пулемета немецкого образца, а в подвалах костела — склад боеприпасов. Месяц стреляй — всех патронов не перестреляешь. Видели мы и ксендза — бритый, холеный. Вместе с пехотинцами мы прочесали местечко, выловили еще с пяток диверсантов. Они были в штатском, как и пулеметчики, убитые на колокольне.
