Проработав на этой должности три года, она попросила вернуть ее на фабрику имени М.И.Калинина. Ее просьбу удовлетворили и назначили начальником сортировочного цеха (или участка). На этом посту работала до 1950 года и, имея стаж работы 45 лет, ушла на пенсию.
В моей памяти о родителях осталось много хороших воспоминаний. Во-первых, их личное безупречное поведение в коллективе и дома, нравственная чистота и кристальная честность, доброе отношение к людям. За двадцать лет, прожитых в доме родителей, у нас не было серьезных конфликтов. Они никогда не поучали меня длинными нотациями, хотя я в молодости не отличался спокойным характером. Напротив, в гуще фабричных ребят, моих сверстников, я был в числе заправил и нередко задавал тон хорошим и плохим проделкам. Однако в школе до шестого класса я учился отлично. Гордостью моих родителей было следующее обстоятельство: после окончания пятого класса классная руководительница, Надежда Николаевна, на родительском собрании обо мне сказала: «Толя Гуськов — способный мальчик и ему надо дать дорогу». И вручила маме похвальную грамоту за отличные успехи. Помню, когда пришла мама с собрания, то не могла скрыть слов умиления и не говоря ни слова поцеловала меня и плакала от радости. После этого родители стали относиться ко мне с каким-то особым чувством, гордились мною, в разговорах со знакомыми рассказывали в подробностях о заявлении учительницы. И вскоре все знакомые знали о моих успехах. Поэтому, видимо, многие мои шалости прощались.
В седьмом классе наступил резкий перелом к худшему. Среда заедала. Не хотелось учиться, многократно прогуливал, не появлялся по три-четыре дня, увлекаясь футболом, в который мы играли в тот период времени до полного изнеможения. Так продолжалось до наступления зимы. В середине учебного года все это сказалось на моей успеваемости. В школу были вызваны родители, которым было объявлено, что я растратил все прежние успехи, часто не посещаю уроки, плохо себя веду. И как результат по всем предметам у меня были только удовлетворительные оценки, а по поведению «неудовлетворительно». Далее директор школы Иван Иванович Хаканов заявил: «Если ваш сын не изменит своего поведения, будет поставлен вопрос об исключении его из школы».
Мне не хочется описывать всех проделок, которые я тогда устраивал, как-то стыдно за прошлое, но поведение действительно заслуживало самых решительных мер наказания. В доме назревал скандал с родителями. Больше ругала мама, упрекая в том, что я подрываю авторитет семьи и родителей. Единственный раз за всю жизнь она ударила меня полотенцем по спине, что вызвало у меня только улыбку. Отец однажды позвал меня в магазин и как-то по дороге между прочим сказал: «Были и у меня в твоем возрасте грехи. Но отец однажды позвал меня в поле пахать и там так отлупил вожжами, что вся спина была синяя. Мне тогда это пошло впрок, я был дурным и малограмотным, а ты ведь учишься в седьмом классе. Подумай, может, ты идешь не той дорогой, не хочешь учиться — иди работай».
На следующий день после этого разговора я узнал от ребят, что нужно, чтобы встать на учет на бирже труда, достал необходимые документы. Когда меня поставили на учет и сказали: «Ждите повестку», — я был бесконечно рад и не чувствуя земли под ногами прибежал домой. Радость этого события была для меня так велика, что я с трудом сдерживал себя, чтобы не похвастаться родителям, но все-таки опасался отрицательной реакции с их стороны, особенно мамы.
А между тем учебный год заканчивался, свое положение я значительно поправил, но учителя, зная мои прошлые проступки, выше оценки «хорошо» не ставили, а некоторые твердо придерживались «тройки». И так семь классов я закончил с успеваемостью три с половиной балла.
В летний период как всегда уезжал к бабушке по отцу в Серебрянопрудский район Московской области, деревня Лишняги. Я очень любил бабушку и называл ее мамой. Очевидно, эта любовь была взаимной. Таким образом, у меня было две мамы — одна в деревне, другая в Москве.
О доме бабушки и вообще о пребывании в деревне у меня остались самые прекрасные воспоминания. Великолепная местность, полноводная спокойная и прозрачная река Полосня, заливной «Попов» луг, окаймленный горами с альпийскими травами и изумительным разноцветней. Этот луг перед сенокосом представлял собой сказочный ковер, а на горах — обилие ягод клубники. В двух километрах находился сосновый лес. Все это создавало увлекательные забавы: купанье, рыбалка, походы в лес за ягодами и грибами, всевозможные игры и, конечно, походы по чужим садам, хотя сады были почти у каждого жителя деревни. Эта местность полюбилась мне с детства, и теперь, мне кажется, лучше ее нет ничего на свете. Но к этому я еще вернусь.
Приехав из деревни в Москву в конце августа 1929 года, я получил повестку с биржи труда явиться на улицу Осипенко, 42 в школу ФЗУ завода «Мосэлектрик» для сдачи экзаменов. У меня начиналась новая жизнь.
Экзамены я успешно сдал и вскоре начал учиться в ФЗУ на базе семилетки в группе токарей по металлу. Специальность токаря мне очень нравилась, и в то время она высоко котировалась среди рабочих-металлистов. Учеба в ФЗУ у меня с самого начала пошла хорошо, а к середине первого года по теории я был в числе отличников, а по работе в числе хорошистов. На таком уровне я оставался и до окончания ФЗУ. На выпускных экзаменах преподаватель математики Сергей Васильевич Лебедев, которого обожала вся наша группа за веселый и добрый характер, индивидуальный подход к каждому ученику, имел со мной очень теплый разговор. Когда я, как обычно раньше других, выполнил контрольное задание, он подошел ко мне, проверил решение и сказал:
— Ну, Анатолий Михайлович, ты просто молодец! Тебе надо серьезно подумать о дальнейшей учебе. Зайди ко мне после экзаменов.
Сергей Васильевич каждого ученика называл каким-либо ласкательным именем: Петухова — Петушок, Сибирякова — Сибирячок, и т. п. А меня почему-то первым в моей жизни начал называть по имени и отчеству. Это всегда вызывало у ребят веселый смех.
После экзаменов он посоветовал мне пойти на рабфак при Московском нефтяном институте имени Губкина, где он преподавал математику. Я очень внимательно отнесся к его совету и дал слово обязательно прийти туда учиться. Так и сложилось.
Работая токарем на заводе «Мосэлектрик», я поступил на четвертый курс рабфака (занятия проводились вечером). На заводе дела тоже шли хорошо. При выпуске из ФЗУ мне дали четвертый разряд, а через полгода присвоили пятый и перевели к токарю-нормировщику помощником. Дядя Коля, как звали моего нового наставника, проработал токарем много лет и собирался уходить с работы по возрасту. Поэтому меня перевели к нему подучиться работать, а затем назначили на его место токарем-нормировщиком. В мою задачу входило устанавливать нормы времени на изготовление тех или иных деталей. И по этим нормам устанавливались расценки для оплаты рабочим за одноименную работу. Мне она была очень полезна во всех отношениях. Во-первых, работа была самая разнообразная, т. е. одни и те же детали вытачивать почти не приходилось, во-вторых, у меня был отдельный застекленный «кабинет» куда кроме нормировщика никто не входил. Наконец, в третьих, рабочий день не всегда был полностью заполнен. Нередко 1–1,5 часа мне удавалось выкроить на занятия, ибо другой возможности заниматься не было. Из дома я уезжал на завод в 6.30 утра, работал до шестнадцати часов, а с 17 до 22.30 учился на рабфаке. Домой появлялся около 24.00. И так шесть дней в неделю. Было, конечно, тяжело, но молодость и появившееся большое желание учиться помогали преодолевать эти трудности.
