Июльскую революцию Александр Дюма встретил с восторгом и даже принял в ней самое активное участие - па баррикадах, с оружием в руках. Дюма всю жизнь был республиканцем и всегда судил о политических режимах по степени уважения гражданских свобод. Июльская революция дала ему возможность проявить на деле своп демократические убеждения и республиканские идеалы, которые он хранил и как память об отце, и из-за ненависти к тирании и произволу Бурбонов. И тем более жестоким оказалось его разочарование, когда плодами революции воспользовалась крупная буржуазия, учредившая Июльскую монархию; во главе ее стал бывший работодатель Александра Дюма - герцог Орлеанский, теперь король Луи Филипп. В своих "Мемуарах" Дюма впоследствии с горечью констатировал, что пролетарии, те самые люди, которые сделали революцию в 1830 г., пали жертвами кровавой расправы в монастыре Сен-Мерри, когда два года спустя вновь попытались добиться справедливости. Тогда, в 1832 г., он по ряду причин не смог принять участие в восстании. Однако правительство было недовольно уже и тем, что он открыто выражал свои симпатии к восставшим, и ему посоветовали на время уехать из Франции. Он отправился в Швейцарию, и рассказ о поездке в эту страну стал первой из его многочисленных книг о путешествиях.
Почти все французские писатели того времени были заядлыми путешественниками: Германия, Италия, Испания стали местом паломничества Стендаля, Мюссе, Жорж Санд, Гюго, а Шатобриан, Ламартин, Нерваль, Дюма кроме многочисленных поездок по этим странам посетили еще и Восток. Для французских романтиков эти путешествия стали одним из наиболее надежных средств ухода от социально-политической несвободы. Странствуя, они стремились потерять из поля зрения прежние ориентиры и обнаружить новые. Порой это были странствия чисто литературные: читая книги английских, немецких авторов, они открывали для себя иные цивилизации, иные культуры. Чтение, в первую очередь немецких романтиков, будило желание как воочию увидеть чужие страны, так и получше разглядеть свою собственную землю: провинции и города Франции, окрестности Парижа, наконец, улицы Парижа. В свою очередь, все это сочеталось с любовью к природе, с любовью к национальной истории, складывалось в гармоничный комплекс эстетических ценностей, имеющих единую идеологическую основу. Бегство романтиков от определенного духовного климата, от определенной среды, от определенных социальных условий, путешествие их в пространстве либо во времени отнюдь не было бегством от действительности. Обращаясь к истории, они искали и находили в ней "легенду веков" и в конечном итоге обнаруживали там вечные нравственные ценности, помогавшие лучше ориентироваться в современности, а из странствий привозили путевые заметки и художественные произведения, которые превращались в ценности национальной культуры.
Посетив Швейцарию, Дюма опубликовал в журнале "Ревю де дё монд" свою книгу "Путевые впечатления", не пожелав стеснять себя ни тематическими, ни какими-либо иными рамками. То, что вышло из-под его пера, включало компоненты и географии, и истории, и художественного произведения. А чтобы еще больше обновить жанр, сделать его несколько более субъективным, писатель произвольно поменял местами опубликованные им ранее статьи, нарушив тем самым и естественный порядок изложения впечатлений, и хронологию событий. По существу, он внес тогда в книгу путешествий романный принцип организации материала. Книга очень понравилась читателям и принесла издателю журнала дополнительные подписки. Благодаря этой книге Дюма вновь вернулся, и на этот раз удачнее, чем в начале своей писательской карьеры, к прозе. Будущий романист, как оказалось, учился искусству рассказа не только у драматурга, но н у путешественника и не забыл впоследствии его уроков. (Читатель "Трех мушкетеров", может быть, не случайно впервые встречается со знаменитым гасконцем не в Париже и не в Тарбе, под крышей отцовского дома, а в пути.) "Путешествовать - это жить в полном смысле слова; это забыть о прошлом н будущем во имя настоящего; это дышать полной грудью, наслаждаться всем, овладевать творением как чем-то тебе принадлежащим; это искать в земле никем не открытые золотые рудники, в воздухе - чудеса, которых никто не видел; это пройти следом за толпой и собрать под травой жемчуг и алмазы, которые она, несведущая и беззаботная, принимала за хлопья снега или за капли росы… Многие прошли до меня там, где прошел я, и не увидели того, что увидел я, и не услышали тех рассказов, которые были рассказаны мне, и возвратились они, не наполнив своих рук теми тысячами поэтических сувениров, которые вылетели из-под моих ног, освобожденные, порой с большим трудом, от пыли прошедших столетий",- писал Дюма в "Путевых впечатлениях".
Руководствуясь именно этими принципами, приступил Дюма к работе, когда Адриен Доза предоставил ему свои записи и попросил о помощи, а он, подчиняясь неумолимой логике, которая влекла его все дальше по пути сотрудничества с различными авторами, согласился ему эту помощь оказать. Здесь Дюма уже не нарушал хронологии событий, но остался верен всем своим остальным принципам поиска еще не открытых золотых рудников, жемчужных и алмазных россыпей, принципам превращения рассказа о географии в рассказы о человеческих судьбах, содержащие в зависимости от ситуации все доступные или, точнее, все способные заинтересовать читателя сведения. Что же касается поэтических сокровищ странствия, то, верный традиции романтизма, он их искал в первую очередь в истории.
Обстоятельства сложились так, что как раз в это время, т. е. в 1839 г., Дюма писал книгу о Наполеоне, чем и объясняется такая насыщенность "Путешествия в Египет" наполеоновской тематикой. Ориентиры, направляющие внимание читателя на те события, рассыпаны по всему произведению. Так, уже на первой странице, при описании приближающегося египетского берега, одна из примет пейзажа ассоциируется авторами с битвой, в которой одержал победу Мюрат, а другая - с высадкой на берег французской армии под предводительством Бонапарта. Если в пьесе на стене висит ружье, все знают - оно должно выстрелить; здесь же, перефразируя Чехова, можно сказать, что автор выкатывает пушку, из которой он надеется вдосталь пострелять. И книга действительно оказывается наполненной батальными сценами, оправдывающими исподволь подготовленное ожидание читателя.
Существует достаточно распространенное мнение, согласно которому история является для Дюма лишь предлогом, лишь исходной точкой для фантазирования. Однако когда французский историк п экономист Морис Бувье-Ажам при изучении эпох, описанных в романах Александра Дюма, попытался сопоставить апокрифные мемуары д'Артаньяна, графа Рошфора и ряд других документов с историческим фоном, обрисованным у писателя, то он "был поражен тем, что следует называть реализмом автора". Дюма, конечно, не стремился к доскональной, даже педантичной документированности, которая была свойственна его учителю Вальтеру Скотту или его соотечественнику и современнику Гюставу Флоберу, автору "Саламбо". Он отдавал предпочтение игре повествования перед скрупулезностью ученого, но при этом, обращаясь к истории, оставался человеком театра. История служила ему декорацией, создающей иллюзию. Его главная цель - не воссоздавать эпоху, а дать ее похожий образ и найти удачный эпизод для своей интриги. Отсюда и любовь к смутным временам. История у Дюма как бы изменяет свое естественное движение и замедляет или ускоряет свой ход по воле рассказчика. Вальтер Скотт тяготел к тщательному, реалистическому воссозданию быта описываемой эпохи, а Дюма был романтиком. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать страницу- другую "Путешествия в Египет", где легко обнаруживаются черты приподнятого, торжественного, романтического стиля, особенно когда мы, например, читаем о египетской земле как о "таинственной прародительнице мира" и о "неразрешимом секрете" ее цивилизации. Возможно, правда, что эти и другие аналогичные формулировки принадлежали не ему самому, а его соавтору, но это не имеет принципиального значения. Гораздо важнее то, что сам Дюма, чувствуя опасность риторики и высокопарности, постоянно подстерегающую романтический стиль, умел ее искусно нейтрализовать с помощью своего великолепного, добродушного юмора. Можно, пожалуй, даже сказать: юмор составляет основную художественную ценность этой книги, потому что оп является наиболее очевидным компонентом стиля писателя, а соответственно и выражения его личности. Юмор - один из первых признаков писательского таланта, а очень часто и гения. Впрочем, ту простую истину, что литературе противопоказана чрезмерная серьезность и что отсутствие юмора способно убить не только книги путешествий, понимали и другие романтики; чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать, например, "Путешествие па Восток" Жерара де Нерваля ИЛИ же "Рейн" Виктора Гюго.
