Большую ценность представляют яркие, живописные портреты местных жителей, которыми полна книга. Здесь обнаруживается искусство контрастной характеристики людей при сопоставлении различных национальных типов: французского, с одной стороны, арабского и турецкого - с другой. Умело, с рассмотрением политических реалий проводится также сравнение двух мусульманских национальных характеров - арабского и турецкого, являющихся одновременно воплощением двух социальных характеров, потому что Египет в описываемую эпоху находился под властью турок. В том, что эти характеры выписаны так живо и рельефно, конечно, немалая заслуга и А. Доза, представившего добротный исходный материал.
В редкие перерывы в работе над романами Дюма совершает краткие поездки в соседние страны, по-прежнему не оставляя мысли о великом средиземноморском плавании. В связи с экспансией Франции на севере Африки некоторые из знакомых писателя посетили Алжир и восхваляли красоты этой страны. А осенью 1846 г. друзья помогли ему организовать нечто вроде экспедиции в Испанию и в страны Магриба. Для этого несколько министерств выделили средства, в распоряжение Дюма предоставили принадлежавший правительству корвет "Велос", что вызвало много шума в прессе; она преподнесла все это как разбазаривание государственных средств. Путешествие было оформлено как "литературная миссия в Алжир", и оно легло в основу книги "Велос", или Танжер, Алжир и Тунис" (1848- 1851).
Когда пошатнувшиеся финансовые дела Дюма почти полностью поправились, он снова вернулся к проекту средиземноморского путешествия и уже разработал план путешествия в Грецию, Сирию и Египет, но судьба подбросила писателю новую идею. Граф Г. А. Кушелев-Безбородко пригласил его посетить Россию, обещая показать все ее необъятные просторы. Такое искушение моментально скорректировало все жизненные планы Дюма, давно интересовавшегося и кровавой историей этой далекой, загадочной страны, и ее современной ему социально-политической жизнью. Тема России уже однажды присутствовала в его творчестве. В 1840 г. он написал роман "Учитель фехтования", использовав "Записки" П. Е. Анненковой, француженки, разделившей тяготы сибирской ссылки со своим мужем - декабристом И.А.Анненковым. Дюма испытывал к России симпатию, призывал к "естественному союзу России и Франции", чьи интересы не сталкиваются, а взаимодополняются.
Путешествие оказалось весьма продолжительным: оно длилось с июня 1858 по февраль 1859 г. В России знаменитого писателя встретили очень тепло. Его гидом по Петербургу был Григорович, а Панаев от имени многочисленных читателей выразил чувство уважения к нему в "Современнике". Дюма, в свою очередь, в репортажах из России пытался дать французским читателям краткие сведения о русской литературе, пропагандировал творчество Пушкина, Лермонтова, Лажечникова, Марлинского. Из Петербурга он выехал сначала в Москву, затем в Казань, по Волге спустился до Астрахани, побывал на Кавказе. Кстати, в Нижнем Новгороде писателю удалось встретиться с Анненковыми, героями своего романа, которым после смерти Николая I было разрешено возвратиться из ссылки. Заметки, сделанные писателем во время этого великого странствия, впоследствии составили многотомную книгу "От Парижа до Астрахани" и уже упоминавшуюся книгу "Кавказ".
Вернувшись во Францию, Дюма все-таки сумел построить корабль для плавания по Средиземному морю и уже был совсем близок к реализации своей заветной мечты, начал путешествие, но в конечном счете не продвинулся дальше Италии. Его остановила другая мечта - мечта о революции, о республике, пусть не во Франции, пусть только в Италии. Подружившись с Гарибальди, он активно включился в борьбу итальянских повстанцев, стараясь помочь им и средствами, и личным участием. Он, в частности, закупал для них оружие. Гарибальди назначил Александра Дюма хранителем музея в Неаполе и руководителем реставрационных работ в Геркулануме и Помпеях. В Италии Дюма провел четыре года. В последние годы он уже больше ничего не писал и умер 5 декабря 1870 г., совершенно разоренный, в разгар франко-прусской войны.
Ему так и не удалось совершить то вожделенное путешествие, книга о котором должна была стать новым, очевидно, многократно расширенным вариантом "Путешествия в Египет". Жаль, интересно было бы узнать, что же еще мог добавить этот титан к тем реальным и воображаемым путешествиям, которые он совершил за свою жизнь. А впрочем, его жизнь продолжается в необъятном, неиссякаемом, радующем миллионы людей творчестве. А значит, продолжается и однажды начатое им нескончаемое путешествие - по всем странам и континентам. В. А. Никитин
22 апреля 1830 года, около 6 часов вечера, наш обед на борту брига "Улан", на котором плыли в Египет господин Тейлор господин Мейер и я, был прерван криками: "Земля, земля!" Мы тотчас же поднялись на палубу и приветствовали древнюю землю Птолемеев, освещенную последними лучами заходящего солнца.
Александрия стоит на песчаном берегу. Длинная золотая лента тянется вдоль самой кромки воды; слева, подобно рогу полумесяца, вдается в море мыс Канон, или Абу-Кир, можете называть его так или эдак, в зависимости от того, что вам ближе - поражение Антония или победа Мюрата. Неподалеку возвышаются колонна Помпея и игла Клеопатры - все, что осталось от города Александра Македонского. Между этими памятниками, рядом с пальмовой рощей, стоит дворец вице- короля - неказистое здание, построенное итальянскими архитекторами. И наконец, по другую сторону порта на фоне неба выделяется квадратная башня, воздвигнутая арабами: именно здесь высадилась на берег французская армия под предводительством Бонапарта. Ну а сама Александрия, эта древняя владычица Нижнего Египта, наверное стыдясь своего рабства, прячется за барханами пустыни, словно скалистый остров в песчаном море.
Все это одно за другим, как по волшебству, поднималось из воды, по мере того как судно приближалось к берегу; однако мы не обмолвились ни словом - так переполняли нас разнообразные мысли и чувства. Нужно быть художником, долгое время грезить о подобном путешествии, ступить, как довелось нам, на землю Палермо и Мальты - этих непременных остановок на пути к Востоку, и вот наконец на исходе дивного дня при безмятежном море, когда горизонт озарен всполохами заходящего солнца, а вокруг слышны радостные крики матросов, увидеть, как появляется перед тобою эта древняя голая и выжженная солнцем египетская земля, таинственная прародительница мира, которому она завещала, как загадку, неразрешимый секрет своей цивилизации; только пресыщенный парижанин способен понять, что мы испытали при виде этого берега, не похожего ни на один знакомый пейзаж.
