– Все, Аджи… А как речка называется?
– Карасу, Черная речка. – Я видел, как Александр Пушкин пошел на мост, встал, опершись на деревянные перила, и уставился вниз на воду Карасу… И думал, думал… Вероятно, о петербургской Черной речке. Мистика и здесь, и там».
Это из стилизации автора под «джонку» – рукописный жанр семейно-домашних записей крымчаков: «Из джонки карасубазарского толмача, лето 1825: Я, Аджи Измерли, сын Яшаха Измерли, писал…»
Вообще Карасубазар и община вокруг него – это в исполнении писателя особая планета, анклав, как у Фолкнера округ «Йокнапатофа», со своим рельефом, людом, характерами. Или «Миргород» Гоголя – тоже целое население персонажей… Даже герб им придан особый: запечатлевает некий набор национальных символов, – и автор приводит его в иллюстрациях к книге. «Герб Карасубазара, проект 28.08.1875. В золотом щите положен зеленый пояс, обремененный тремя серебряными лунами, сопровождаемыми вверху и внизу черными крымчакскими шапками. В вольной части – герб Таврической губернии». Вдумаемся. Зеленый – цвет Ислама, а серебряные полумесяцы (не «луны» шары) – тоже символика этого ареала. Золотой – цвет Солнца и звезды иудаизма. На гербе Таврической губернии символы России: двуглавый орел и крест. Шапки же крымчакские – меховые со скошенным залихватски верхом – это как у казаков, кочевников, тюрок… Так что вот в каком переплете составляющих элементов обитали крымчаки. Это и в психологии, в характерах отложилось, и в ментальности, что чутко воспроизводит писатель. В стиле его рассказов-новелл слышатся «фацетии» итальянского чинквенченто, а юмор – то ли с чертами еврейской «хохмы» (а «хохма» – мудрость на иврите), то ли в жанре турецких анекдотов о хитрецах «бекташи», или о Ходже Насреддине.
«Чипче на Ташхане слыл чудаком… Так сидел он однажды в тени на камешке, а перед ним стояли старые аптекарские весы». Что продает? «Пыльцу для опыления цветов» – и попался-таки приезжий татарин. Или поставил ишака на против часов недалеко от дома композитора Спендиарова – и продавал его как умельца определять время. Хлопал ишака по заднице, тот сдвигался, Чипче видел часы – и говорил точное время… Или еще фокус оптический: «Поднимаю белую скалу указательным пальцем за алтын» («Торговля воздухом»).
«А вот здесь, на этом месте, стоял дом самого знаменитого бандита начала века. Звали его Алим, жена у него была красавица-крымчачка. Он грабил богатых и деньги раздавал бедным, ну такой местный Робин Гуд, правда, крымского масштаба» («Карасубазар»). Или славный циркач Коко, кто носил «крымчакский наряд – яркая красная, подпоясанная кушаком рубаха, шелковые черные брюки, заправленные в короткие мягкие кожаные сапожки», выступал с номером «Жонглер в темноте» и раз «сыграл свою смерть» («Жонглер Коко»). Или гениальный шулер-картежник («Игровой Зяма») – артист в своем деле. Все таланты в мозаике персонажей своего народа – восхитительны.
Но главное же, конечно, – это простые трудяги: жестянщики, портные… Но все – с каким-то своим «задором» (слово Гоголя). Начитанный и наслышанный жестянщик Ольмез порассуждать любит «научно» и, предвидя катастрофы – землетрясения, что вода умалится («чаю надо пить меньше, кофе…»), а кометами «небо рассыпается на мелкие кусочки», – взывает к общественности: «Надо писать письма, надо собираться вместе и думать, думать, как нам жить, так дальше нельзя… Вчера я лудил железо оловом, и капля упала в воду и не остыла. Это значит, что вся вода уже горячая, понимаешь? Это знак, что там все уже созрело, напрелось, и скоро… А вы все… Эх!..» («Жестянщик Ольмез»).
И вот все это изобилие жизни, трепетание душ – и в ров? «Это ужасно, когда рок уносит не только целый народ, но и каждые его капельки в океан быта, а затем и небытия… Война. Вторая мировая» («Бася и Давид», повесть).
По капельке собирает писатель эти кровиночки – в крымчакскую «чашу Грааля», где остатняя кровь распятого историей народа собрана, светится…
Светопреставление народу совершилось 11 декабря 1941 года. К катаклизму этому неотступно и неустанно возвращается писатель, представляя ужасные картины, чтобы «пепел Клааса», не потухая, горел в сердце. И словно голос расстрелянной девочки звучит из рва – в завершающем книгу пронзительном стихотворении поэта:
Мне не холодно, мне стыдно,
Заверните меня в край небес голубой,
Страх и ненависть пишутся слитно,
Страх, что звери людей повели на убой.
Трава болит, небо болит, земля болит
До сих пор,
Ветер болит, дождь болит,
Катится солнце убитое с гор…
С колыбельными песнями вас не растили,
И толкая ногой полуночные двери,
На руках до постелей вас не носили…
Звери вы, господа, звери, как ни прячьте горячечный глаз.
Но и новое надругательство совершалось спустя время над погибшими: объявились гробокопатели, что повели раскопки во рву захоронения, отыскивая золото коронок зубных, кольца, перстни… И начальство местное, чтоб «шито-крыто», препятствовало гласности – и сколько усилий пришлось развить А. П. Ткаченко уже в его правозащитной деятельности, чтобы отстоять права жертв на достойную память!.. Книга эта тоже им памятник. Она – Реквием Вечная память душам убиенных – не покой, не усопшим… Но и – Лебединая песнь. Лебедь ведь поет свою экстатическую песнь – испуская дух, умирая! И писатель и поэт еще и стилизовал, представив прообразы крымчакского фольклора, редкостные записи в «джонках». Вот – «Из джонки, найденной в доме крымчака в городе Ак-Мечеть осенью 44-го»:
Тебя отдали за богатого
Я уезжаю навсегда
Ты будешь счастлива
Я сохраню твою ресничку упавшую в ту ночь
Мне на ладонь когда мы уходили в степь
Закатную не обернувшись
Батрачить буду дом построю
Чтоб ты заплакала когда узнаешь что другую
Отдадут за нелюбимого
Моя судьба
Летящий лист из сада
В поле
В пустое поле
Без тебя
Или вот фрагмент:
«Вчера разлилась Карасу унесло два небольших мостка для полоскания белья вода подступила совсем близко к домам словно ком к горлу унесло вороного коня он бил копытами по воде но потом заржал в последний раз сверкнув черным мокрым крупом на солнце скрылся под водой цыгане найдут в океане…»
А вот из мудрости:
Деньги в долг – пусть проветрятся
Не ходи из дома если птица кричит
Если плачет человек выходи
Больной в доме – хозяин.
Сколько перлов сотворила душа крымчакского народа!.. И сколько пропало. И сколько воскрешено Александром Ткаченко! Но без людей – где они? В возДухе Бытия? Небытия?..
Помянем их, живших, прекрасных, восхитимся и полюбим! И утешимся божественно-мудрыми стихами В. А. Жуковского:
