А вот из мудрости:
Деньги в долг – пусть проветрятся
Не ходи из дома если птица кричит
Если плачет человек выходи
Больной в доме – хозяин.
Сколько перлов сотворила душа крымчакского народа!.. И сколько пропало. И сколько воскрешено Александром Ткаченко! Но без людей – где они? В возДухе Бытия? Небытия?..
Помянем их, живших, прекрасных, восхитимся и полюбим! И утешимся божественно-мудрыми стихами В. А. Жуковского:
О милых спутниках, которые сей свет
Своим присутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: «их нет»,
Но с благодарностию: «были!»
Георгий Гачев
Сон крымчака, или Оторванная земля
Книга исчезающего народа
Посвящается Ю. М. Пуриму и его отцу М. Ю. Пуриму
В настоящее время крымчаков осталось несколько сотен человек. Сейчас их мифологическая память гораздо важнее реальной жизни всего народа в прошлом.
Автор
«Мы – народ, похожий на одинокую птицу».
Из письма Александру I, 12 мая 1818 года
Древняя молитва крымчаков
Творец наш, Создатель, Бог отцов наших! Прости нам прегрешения наши, дай нам силы творить добро, сохранить наши обычаи, язык, доставшиеся нам от древних времен.
Аминь!Творец наш! В эти черные и трудные дни пусть каждая родная душа, друг или близкие, найдут в нашем крымчацком доме веру и надежду. Помоги нам обрести светлую дорогу и увидеть счастливые дни. Да будет судьба к нам благосклонна, и наши дети и внуки увидят лучшие времена.
Аминь!Вразуми нас всегда помнить об ушедших от нас в лучший мир, вспоминать в молитвах своих покойных отцов, – матерей, дедушек и бабушек, братьев и сестер – всех своих родных и близких. Пусть души их молятся за нас.
Аминь!Мертвым – покой, живым – милосердие.
Аминь!Более двухсот лет назад Павел Сумароков, писатель, путешественник, назначенный судьей по земельным спорам в Крыму от имени императорского двора, посетил Карасубазар. Это было в мае 1799 года. В 1800 году в Москве была напечатана его книга «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии Павла Сумарокова». Первого февраля 2007 года я приехал в Карасубазар, ныне Белогорск, прошелся по местам, где ступала нога Павла Сумарокова, и сделал свои заметки. Последовательно вслед за моими я перепечатываю главки из книги Сумарокова под заголовком «Карасубазар».
Яко ждал меня на Ташхане ровно в двенадцать. Было ветрено, морозно, и от этого хотелось согреться.
– Ну что, по кофейку?
– По кофейку…
– И куда пойдем?
– Да на базар… Там есть шалман один.
Мы вошли в прокуренное и пропитое кафе на рынке. На нем торговали челноки из Турции, Харькова, Молдавии и, конечно, местные… Дубленки, кожаные куртки, колготки, ножи, отвертки, туалетная бумага, тасол, запчасти, винтики, гвозди и молотки, отвертки на четыре удара и такие же шурупы…
– Два кофе можно? – спросил я официантку.
Она презрительно посмотрела на нас с Яко и отвернулась в сторону компании парней с кружками пива, явно повеселевших не только от него, словно бы призвала их в свидетели: мол, вот лохи, кофэ им…
– Кофе только растворимый.
– Ну ничего, сделайте покрепче, по две ложечки с верхом и сахарку…
– Сахарку им еще… А может, поесть? И водочки?
– Нет, два фужера сухого красного.
Лицо ее еще возмущенней повернулось в сторону компании с пивом: мол, красного им, «интелехенция», сухого, без него на дырку в уборной не сядут!
– Сухое фужерами не продается, только бутылками, целяком. Целяком! – подчеркнула она. И вся компашка по смотрела на нас с пьяным презрением, правда, с незлой улыбкой. «На злость сила нужна», – подумал я.
Надо сказать, что музыка непонятно каких годов забивала нам уши, и мы так и не поняли, что нам пихали соседи, конечно же, знавшие опрятного и благочинного последнего крымчака Карасубазара Якова Мангупли.
– Шалман, как был еще при отце шалман, так и остался шалманом. А ведь раньше на веранде Дома Спендиарова за чашкой хорошего кофе по-турецки решались все проблемы. И было все тихо, мирно и уважительно. Много людей стало, и им этот город не родной, а так, прошвырнуться…
Кофе принесли и швырнули прямо на лакированный, как ни странно, стол. От этого он разлился, потек на брюки и на пол, погорячил наши лодыжки, и мы, отхлебнув по горькому глотку кофе с именем великого футболиста «Пеле», встали и ушли под тупые взгляды шалмана.
– Ну что, куда дальше? – спросил Яко.
– Да пройдемся… Здесь были еще двести лет назад три церкви – греческая, католическая и православная и еще мечети. А что сейчас?
Яко смутился, словно ему стало стыдно за всех, и повел меня по улицам Горького, Дубинина, Серова, Продольной, Шоссейной, мимо маленького, покрашенного позолотой Ленина в каменном пиджаке, призывающего правой рукой в горы, туда, за Карасу, в сторону моря через горный перевал Исткут. Но было так холодно и снежно, что даже ему хотелось налить горячего кофе или стаканчик горячительного… Надо сказать, что Карасубазар находится в окружении невысоких гор, в середине неглубокой долины, и для летнего быта он приспособлен природой прекрасно, а вот для зимнего… Это просто стол с закусками, правда, зима здесь коротка и несерьезна. Два месяца снежного ветра, морозец, и вот уже весна разговаривает на разных языках. Здесь живут русские, татары, армяне, греки, украинцы, грузины и… один крымчак, Яко Мангупли.
– Яко, ну так что с церквами-то?
– Католическая церковь была на месте вот этой котельной, – он показал на груду дымящегося черного железа. – Перед войной ее взорвали. Большевики. У меня была фотография. Такой красоты я не видел. А вот здесь основание греческого снесенного храма, в нем были захоронены останки князя Серебрякова. Помню, как в начале шестидесятых приехали моряки и останки перевезли для перезахоронения в Севастополь… Вот там подальше была старая мечеть, мне отец рассказывал, что ее тоже взорвали, но она стояла и не падала, а потом все же развалилась на большие куски. Это были гранитные камни, скрепленные между собой свинцовыми связками. Потом все это жители растащили на мелкие кусочки для заборов и огородов.
– Яко, а какое население сейчас в городе?
– Около тридцати пяти тысяч.
– А сколько гостиниц?
– Одна – «Белая скала».
Это было трехэтажное крупноблочное строение с сырыми стенами, крашенными синей масляной краской, с не очень приветливыми хозяйками и администраторшей, перед которой красовались объявления в деревянных рамках типа «Мест нет» или «Койка, не оплоченная до 12 часов, считается свободной». Правда, когда я спросил о свободном месте для меня, она оживилась и сказала:
