Собственно, теперь в столице все выглядит примерно так же, разве что часть деревенщины теперь называется «светской тусовкой».
Москвичи одеваются в большинстве своем как-то не шибко красиво.
Такое впечатление, что в Москве совершенно нет какого-то здравомыслящего среднего уровня достатка населения. Не «среднего класса», который у нас вообще не разберешь что такое, а именно среднего достатка. Кажется, что в Москве бедные — беднее, богатые — богаче. И не просто богаче, а совсем как-то богаче, до сворачивания головы — или и вовсе ее отворачивания без возможности пристроить обратно.
На одежде это сказывается в первую очередь. Она ужасна у бедных и шокирующее смешна у богатых. Но богатых все-таки в Москве меньше, чем бедных, и все они спрятаны в своих машинах и закрытых клубах. Поэтому видны лишь бедные. Где они покупают свою одежду — непостижимо. И главное, зачем? Вопрос риторический. С тем же успехом можно вопрошать, зачем люди покупают автомобили «Жигули». Но ведь покупают…
Ленинградский музыкальный десант высаживался в Москве в самом конце семидесятых - начале восьмидесятых — и шалел от тысяч оборванцев, которые расхаживали по столице (и сейчас они расхаживают так же, сейчас они стали еще хуже — раньше приезжие оборванцы хотя бы не были агрессивны).
Приличнее всех выглядели тогда в Москве люди из провинции, приехавшие на экскурсии. Москвичи же довольствовались своим статусом «москвичей» и на одежду решительно плевали. Часто — в буквальном смысле.
Однако Москва стала настоящей родиной рок-музыки в России. Не Ленинград, несмотря на рок-клуб, несмотря на то, что именно из Ленинграда родом музыканты «Кино», «Аквариума», «Зоопарка» и «Странных Игр» — четырех групп, музыка которых легла в основу всего рок-н-ролла в России. В Ленинграде рок-музыканты могли играть, что называется, до усеру, прошу прощения за столь грубое слово, но иначе и не скажешь. Многие, собственно, этим занимаются до сих пор — убеленные сединами старцы играют до полного усеру в крошечных клубах для людей, которым вообще все равно, кто находится на сцене и что за звуки он издает. Это такое «творчество внутрь». Можно назвать его умным словом «интровертное музицирование», но поскольку ничего особенно умного в этих клубах не происходит, то лучше писать так, как здесь — «до полного усеру и внутрь».
А рок-н-ролл не может быть «внутрь». Рок-н-ролл бывает только наружу. Рок-н-ролл — это не мороженое. Это когда тошнит с похмелья — и попробуйте удержать то, что рвется наружу, это не удавалось еще никому. Вот только в таком состоянии — когда не удержать и вырывается — и рождается рок-н-ролл. Майк, к слову сказать, всегда говорил, что самые лучшие концерты бывают с самого лютого похмелья.
Но — к Москве.
Ленинград — «город внутрь», Москва — «город наружу».
Москва всегда в движении, Москва огромна, Москва — один из самых русских городов, и при этом она куда более «западная», чем Ленинград-Санкт-Петербург. Эта западность — в легкости, в скорости, в смелости принятия решений. В Москве каждый, кто серьезно работает в шоу-бизнесе, имеет три мобильных телефона. Ну, на худой конец — два. Один — для всех, второй — для секретных звонков (читай — деловых). Третий — для секретных звонков (читай — деловых), потому что на второй телефон уже заползли номера не совсем секретные и вовсе уж не деловые. И так — во всем. Москва — это жизнь, Санкт-Петербург-Ленинград — это история.
Это совершенно разные плоскости. Поэтому глупы все споры — что круче и кто лучше — Москва и москвичи или Санкт-Петербург и ленинградцы. Их нельзя сравнивать, это совершенно разные области сознания, бытия, разные способы существования. Но если заниматься шоу-бизнесом в нормальном понимании этого термина, если кто-то решил, что он хочет и будет выступать на сцене, играть рок-н-ролл — самую экстравертную музыку в мире, то он должен пройти через Москву. Также как любой рок-музыкант мира, чтобы добиться серьезной известности, должен покорить Америку, так же русский артист должен завоевать Москву. Без этого — никуда.
Удивительно, что все это работало и в конце семидесятых, когда никакого шоу-бизнеса еще и в помине не было, во всяком случае, легального. И это казалось очень странным: больших концертов, официальных выступлений в хороших залах не было ни там, ни здесь, не было рекламы, не было телевизионных эфиров, все, что имели музыканты, — это так называемые «сейшены» — полуподпольные или просто подпольные выступления в подростковых клубах, в «красных уголках» заводов, в школьных залах под видом «танцев», под угрозой налета милиции или забытой уже структуры ДНД (Добровольной народной дружины, состоящей из законопослушных, крепких граждан и ехидных, одуревших от свалившихся на них полномочий комсомольцев).
Однако, несмотря на такую кустарщину, выступление в Москве точно стоило трех концертов в Ленинграде. Какая-то была в этом статусность.
Майку, музыкантам «Аквариума» и «Кино» невероятно повезло с Москвой. Сейчас кажется, что иначе и быть не могло. Забудем пока про «Кино» и «Аквариум», хотя их это тоже касается в полной мере, а что до Майка — он не мог пойти другим путем. Он был слишком крут для того, чтобы его не заметили те, кого можно назвать «лицом Москвы». Москва была и есть многолика, но один из сегментов, одну из тысяч сторон этого лица составляла компания, базирующаяся в Каретном ряду, на улице Петровка, прямо напротив дома 38, рядом с садом «Эрмитаж».
Центрее не придумаешь.
Майк, вернувшись в очередной раз из Москвы (это был, кажется, раз второй), по обыкновению выпивая с друзьями в комнатушке Натальи, где уже крепко осел, поселился и как-то сразу «врос» в коммунальный быт, между стаканами сухого за рубль семь сообщил товарищам о том, что познакомился в Москве с «настоящим мафиози». Собутыльники, среди которых были Цой и автор этих строк, поахали, поохали, позавидовали и продолжили выпивать. Никто из них не знал, что с «настоящим мафиози» они скоро столкнутся сами и этот самый «настоящий мафиози» в значительной степени изменит их жизнь — так же как изменил уже жизнь Майка.
«Мафиози» был, конечно, никакой не мафиози. Майк, как и все его друзья, жил в ту пору в легенде, которую сам и сочинял — вместе со всеми остальными. Все персонажи этой легенды, как им и положено, были существами легендарными — как минимум, советскими Бобами Диланами, Дэвидами Боуи и Лу Ридами. А уж если и знакомились с кем-то, то обязательно с «крутыми мафиози» или, на худой конец, с «настоящими режиссерами».
Бородатый и лысый мафиози — это Александр Липницкий, сделавший для рок-групп из Ленинграда столько, что это сопоставимо с тем, сколько сделали для себя сами эти группы. Московский парень из очень обеспеченной семьи, тот, кого называли тогда «золотая молодежь», по возрасту постарше ленинградских музыкантов, основательный, поживший и повидавший в разы больше всех рок-героев вместе взятых, оказался замечательным, умным, тонким, образованным и очень, так сказать, человечным человеком. Квартира Липницкого на Петровке стала на долгие годы базой ленинградских артистов, умножив тем самым список гостей, бывавших в доме Липницкого. Имя же им было легион, и фамилии их смущали умы романтиков из Ленинграда — достаточно упомянуть одну фотографию, висевшую на стене в гостиной среди множества прочих. «Вот это Брежнев, — говорил Александр, — а рядом с ним — мой папа…»
