— Ангары горят!.. Скорей!..
Я бросился следом за Тенюгиным. Мы забрались на крышу одного из ангаров. Горела камуфляжная сетка. Огненные змеи ползли по ячейкам, заглатывая их одну за другой. Мы с Тенюгиным сбрасывали сетку с крыши. Багрянцев и несколько прибежавших вслед за ним техников гасили ее на земле. Возле второго ангара тоже лихорадочно работали люди. На западной стороне аэродрома горели штурмовики. Мы побежали туда. Но к самолетам нас не подпустили. На некоторых машинах уже рвался боезапас. В клубах дыма там и тут сновали люди. Кто-то закричал: «Уходите! Взорвемся!» Все бросились бежать.
В это время над аэродромом появился самолет Соседина. Не догнав вражеские машины, он вернулся и стал заходить на посадку прямо над пылающими штурмовиками. Это было опасно, и стартер дал красную ракету, Соседин сделал еще один круг и опять вышел на прежний курс. Он проходил низко над горящими самолетами, когда несколько взрывов сотрясли воздух. Огромный столб дыма и огня взметнулся к небу. Самолет Николая Соседина перевернулся вверх колесами и скрылся за огненным круговоротом. Мы побежали к месту падения боевой машины. Она лежала на самом краю болота. Соседин был извлечен из — под обломков с едва заметными признаками жизни.
Потрясенный происшедшим, командир эскадрильи Новиков стоял возле санитарного У-2, специально прилетевшего из Ленинграда, и в который раз спрашивал у врача, будет ли жить Соседин. Врач пожимал плечами,
— Все зависит от организма…
Носиков сосредоточенно следил за тем, как ставили в самолет носилки, на которых лежал Соседин. Он пристально наблюдал за всем, что происходило вокруг. И разве могло прийти в голову кому — либо из нас, стоявших рядом с командиром, что завтра его не станет в живых…
А это произошло. Нелепая случайность вырвала из наших рядов замечательного человека, мастера своего дела. Новиков решил облетать восстановленный после поломки истребитель ЛАГГ-3 и потерпел катастрофу…
Но возвратимся к событиям предыдущего дня. В результате вражеского налета мы потеряли семнадцать самолетов. Сгорели шесть истребителей МИГ-3, три И-16 (включая и самолет Соседина). Те, кого мы в шутку называли нашими гостями и чьи самолеты не были замаскированы, потеряли три штурмовика ИЛ-2 и один корабельный разведчик. Сгорели два истребителя ЯК-1, приземлившиеся на аэродроме перед самым налетом. Не стало также нашего старенького У-2 и двухместного учебно — тренировочного истребителя УТИ-4. Некоторые самолеты остались неповрежденными.
Среди личного состава нашего полка пострадал один Николай Соседин, На стоянке штурмовиков погибли шесть матросов. Пытаясь спасти загоревшиеся самолеты, они бросились в охваченные пламенем кабины и выпустили в небо реактивные снаряды. Смельчаки хотели снять с замков и стокилограммовые бомбы, подвешенные под крылья штурмовиков. Но кругом полыхало пламя, и на одной из машин произошел взрыв. Бомбы других самолетов сдетонировали. В этом гигантском взрыве, волной которого был опрокинут самолет Соседина, герои погибли. Известно, что их было шестеро, этих отважных парней. Но кто они, как их фамилии, мне, к сожалению, установить не удалось.
В нашей эскадрилье во время штурмовки мужественно боролись с огнем и спасли свой истребитель старшина Коровин и сержант Боков. Техник Грицаенко и моторист Алферов сбили пламя с моей уже загоравшейся было машины.
Невиданную храбрость и боевое умение проявил во время вражеского налета инженер полка по вооружению Потапенко. Он давно уже искал случая опробовать сконструированное им «реактивное ружье». За основу была взята балка для пуска реактивного снаряда, которая устанавливается под крылом самолета. К этой балке Потапенко приделал ложе и пусковое устройство, протянул от него два провода на аккумулятор. Заряженное 82 — миллиметровым снарядом «реактивное ружье» крепилось на стойке.
Мне довелось наблюдать пробную стрельбу из этого ружья. Разговоров после нее было много.
Хорошая вещь, — утверждали одни.
Да, но, если будет налет на аэродром, вы, товарищ капитан, и носа высунуть не успеете, как вас схарчат «мессершмитты», — говорили другие.
Инженер улыбался:
— Авось не схарчат…
И не схарчили. Во время налета, когда свистели пули, рвались снаряды и бомбы, капитан Потапенко, пренебрегая опасностью, установил свое «реактивное ружье» и открыл огонь по вражеским самолетам. Выпущенный им снаряд попал в фашистский самолет. Летчик поврежденной машины резко отвернул ее в сторону и столкнулся с соседним самолетом. Объятые пламенем, два вражеских стервятника упали на землю. Потапенко верил и не верил в свою удачу. «„Мессершмитты» сами столкнулись», — говорил он позже. Но видевшие все это техники уличили инженера в излишней скромности.
21 августа 1941 года, через день после вражеского налета, было объявлено, что мы летим получать новые самолеты.
Двухмоторныи транспортный самолет уносит нас все дальше от Ленинграда. Стрелка высотомера, установленного над дверью пилотской кабины, показывает сто пятьдесят метров.
Примостившись на сумке с парашютом, я гляжу сквозь стекло иллюминатора на проплывающие внизу дороги, рощи, речушки, деревни. Милая сердцу земля.
Трудно поверить, что мы уже не на фронте, что с каждой минутой все дальше уходим от его зловещих пожарищ и рябого от зенитных разрывов неба.
Ровно гудят моторы. Вместительный корпус старенького ЛИ-2 слегка вздрагивает. Мы летим на авиазавод за самолетами. Возглавляет нашу группу новый командир, капитан Уманский. Места в самолете хватило всем. Кто устроился на откидных сиденьях, кто, как я, сел на парашют, взятый с собой для обратного полета на истребителе.
Сегодня я впервые лечу на самолете в качестве пассажира. Дверь пилотской кабины открыта, и мне виден командир корабля — пилот, управляющий самолетом. Ни шлема, ни очков, одни наушники на голове. И сидит сбоку, как шофер в машине. Справа от него — второй пилот. Командир, не торопясь, закурил, потом передал управление своему напарнику и вышел к нам. Справившись о нашем самочувствии, вернулся в пилотскую, сел в свое кресло и развернул газету. Как странно все! Ничего общего с истребителем. Атмосфера полного спокойствия, неторопливости. Пилоты беседуют между собой. Путь прокладывает штурман.
Говорят, истребители — народ беспокойный, энергичный, в решениях быстрый. Ничего не поделаешь — по машине и характер! У нас ведь сложа руки не посидишь, да и маршрут за тебя никто прокладывать не будет. Везде все сам. Ты и летчик, и штурман, и стрелок, и радист, и бортмеханик. И если тебя на истребителе до ветру приторопило — терпи до посадки. А здесь конструктор предусмотрел все, даже туалет. Ишь, на дверях вычерчены два нуля.
