Редьярд и Кэрри перещеголяли Алису и Джона Локвуда. Те, если читатель еще не забыл, более четверти века назад вместо свадебного обеда отправились на пароход, отплывавший в Бомбей. Редьярд же и Кэролайн, к разочарованию кузена Пойнтера, сразу после венчания расстались прямо в дверях церкви, поскольку невесте надо было ухаживать за больной матерью, и встретились лишь спустя два дня в отеле «Браун» на праздничном обеде.
И то сказать, брачный союз англо-индийца Киплинга и американки Кэролайн Бейлстир казался многим странным и недолговечным. «Это союз, у которого едва ли есть будущее», — писал Генри Джеймс брату Уильяму в Америку вскоре после свадьбы. В любовь между супругами верил мало кто; думали, что Киплинг попросту счел себя обязанным после смерти друга позаботиться о его сестре — как если бы женитьба была проявлением заботы, а не чем-то большим. Однако Генри Джеймс и иже с ним ошибались — у брачного союза мистера и миссис Редьярд Киплинг было будущее, причем, как выяснилось, почти полувековое. Киплинг, видимо, почувствовал, что у Кэрри есть одно существенное преимущество перед куда более привлекательными представительницами прекрасного пола вроде Фло Гаррард или Кэролайн Тейлор. Эта не слишком красивая и обаятельная женщина «с грустью в глазах» (как подметил Джером К. Джером) сумеет встать между ним и жизнью, уберечь его от невзгод и неурядиц. От многочисленных невзгод, выпавших на долю Киплинга, предохранить, как мы вскоре убедимся, не могла бы даже самая заботливая и любящая жена, но Кэрри, женщина с характером, при этом неглупая и не злая, и в самом деле стояла между мужем и жизнью. Она занималась его делами (Киплинг говорил, что у него два агента по правам — Кэрри и Уотт), вела счета, получала и просматривала почту, «фильтровала», насколько это было возможно, его посетителей — одним словом, берегла, порой даже излишне ретиво, его покой и время. «Своей репутацией затворника, — писала вторая дочь Киплингов Элси, — отец обязан матери, ее власти над ним, желанию скрыть его от мира, что давало ему возможность регулярно и плодотворно трудиться».
Итак, перед четой Киплингов открывалось вполне лучезарное будущее, в которое муж вложил славу и деньги, к тому времени уже немалые, а жена — надежность, ответственность, недюжинную практическую сметку. Что же до настоящего, то уже спустя две недели после свадьбы молодожены на пароходе «Тевтонец» отбыли в свое первое совместное кругосветное путешествие, сначала в Америку, а оттуда в Японию. По пути Кэролайн завершала дела покойного брата с издателями Хайнеманном в Европе и Ловеллом в Нью-Йорке, Киплинг же срочно дописывал так до сих пор и не законченный «американо-индийский вестерн» «Наулаху».
* * *
Американское четырехлетие Киплингов чем-то напоминает шахматную доску с черно-белыми квадратами, вписываясь в формулу равновесия, баланса хорошего и плохого, добра и зла, радостей и невзгод. Формулу, действие которой за полтора столетия до Киплинга так наглядно продемонстрировал его соотечественник Даниель Дефо, а вернее, его герой Робинзон Крузо. Даже те, кто не перечитывал «Робинзона» с детства, наверняка не забыли, как герой, очутившись на необитаемом острове, чтобы доказать самому себе, что дела обстоят не так уж плохо, противопоставил обрушившимся на него несчастьям сопутствовавшую ему удачу. «С полным беспристрастием я, словно должник и кредитор, записывал все претерпеваемые мною горести, а рядом — всё, что случилось со мной отрадного»[11]. Подобные психотерапевтические опыты Редьярд Киплинг на себе не ставил, не «раскладывал» с ним происходящее на плюсы и минусы ни в своем дневнике, ни в дневнике жены, куда порой, обычно в конце года, кое-что записывал. Это за него сделаем мы, воспользовавшись классическим просветительским релятивизмом Дефо-Робинзона. Помните? «Зло: я отшельник, изгнанный из общества людей. Добро: но я не умер с голоду и не погиб…»
Киплинг, хоть и не без посредства замкнутой Кэрри, сам изгнал себя на эти четыре года «из общества людей», поселившись в глухих местах американского Севера, в Вермонте (вермонтский отшельник — вроде нашего Солженицына), откуда была родом его жена, и временами чувствовал себя одиноко («Трудно преувеличить однообразие и тоску жизни на ферме», — напишет он спустя почти сорок лет в автобиографии), тем более что соседи относились к чужаку из ненавистной (тогда) Англии настороженно, чтобы не сказать враждебно: мало сказать чужак, да еще деньги гребет лопатой, держится стороной, да еще в жены взял девицу из кичливых французов Балестье. Это — «зло». Но тут же, по соседству, было ведь и «добро». Уединение позволило Киплингу создать в Вермонте такие шедевры, как две «Книги джунглей», о которых речь впереди; как замечательные баллады: «Мэри Глостер» («Я начал не с просьб и жалоб. Я смело взялся за труд. / Я хватался за случай, и это — удачей теперь зовут…»[12]), «Потерянный легион», «Праздник у вдовы», «Гимн перед битвой» — за эту балладу, между прочим, американское издательство «Скрибнерс» заплатило ему 500 долларов, гонорар невиданный по тем временам. В эти же годы были написаны прекрасные стихи из сборника «Семь морей» («За цыганской звездой», например), отличные рассказы — взять хотя бы «Строители моста» из сборника «Работа дня», детские сказки, тогда же задуман и частично написан лучший роман Киплинга «Ким». Кроме того, жизнь анахоретом разнообразилась приездом гостей. В Вермонте у Киплингов гостили Кей Робинсон и Конан Дойл; творец Шерлока Холмса приехал в Штаты читать лекции и учил Киплинга, к вящему изумлению местных жителей, играть в гольф; пару раз навещал сына в американской глуши и вернувшийся из Индии Джон Локвуд, который, словно предвосхищая «Книги джунглей» Киплинга-младшего, в 1891 году выпустил весьма своеобразную антологию индийских легенд, забавных историй, этнографических зарисовок, перемежаемых цитатами из стихов сына, под названием «Зверь и человек в Индии». Не сидели на месте и сами Киплинги. Дважды за четыре года переплывали они Атлантический океан, чтобы навестить родителей Редьярда, вышедших после тридцатилетних трудов праведных на пенсию и перебравшихся из Индии «домой», в английский городок Тисбьюри в графстве Уилтшир. Бывали по издательским делам в Нью-Йорке, в 1894 году отдыхали на Бермудах, а в июле того же года посетили Уэстворд-Хоу, где Киплинг от имени учеников первого призыва выступил с речью на торжественном собрании, посвященном уходу на покой бессменного директора Юнайтед-Сервисез-колледж Кормелла Прайса…
За время пребывания в Америке слава Киплинга, а с ней и гонорары неуклонно растут — жителям Брэттлборо было чему позавидовать, но в первые месяцы свадебного путешествия писатель теряет большую часть заработанных денег, причем происходит это с какой-то анекдотической легкостью и быстротой. Из Соединенных Штатов, где молодые пробыли совсем недолго, они отправились, как и было задумано, в Йокогаму повидать Японию «во время цветения пионов и глициний». Из Японии путь их лежал еще дальше, на Самоа, однако в одно отнюдь не прекрасное дождливое японское утро писатель отправляется в местное отделение своего банка взять весьма скромную часть своих средств на карманные расходы, и между ним и управляющим происходит следующий ничем, казалось бы, не примечательный обмен репликами.
