Ознакомительная версия.
О положении дел во Франции (III)
Помимо не слишком успешного развития событий в Пизе, общая ситуация в Европе была чревата войной. Папа римский, укрепивший свои позиции благодаря успехам в Болонье и Перудже, стремился к новым завоеваниям. Максимилиан постепенно забыл о прежних неудачах и снова вознамерился связать свою судьбу с Италией. Что касается Франции, ее злейшим врагом, как известно, был делла Ровере, который безустанно повторял, что жаждет освободить Италию от варваров, пришедших из-за гор.
Камбрейский мир между Людовиком XII и Максимилианом позволил последнему добиться некоторых успехов на Апеннинах, чем он не воспользовался, так как не сумел собственными силами отвоевать Падую, и вернулся в свои земли. Перед отъездом он напомнил флорентийцам про долг, но на этот раз потребовал всего 30 000 дукатов (с выплатой в три этапа). Флорентийцы подчинились и заплатили ему в октябре сразу 10 000 дукатов. Относительно следующих 10 000 Макиавелли было поручено – положительно он становился мастером на все руки – доставить их в Мантую. И вот 10 ноября флорентийский секретарь отправился в путь с крупной суммой (конечно же в золоте) в сопровождении двух погонщиков мулов. Задача Макиавелли этим не ограничивалась; Синьория, как обычно, поручила ему изучить обстановку и представить отчет. Для Максимилианова войска ситуация складывалась неблагоприятная, как никогда ранее, повсюду, но особенно в Вероне, где у венецианцев и императорских войск дело вполне могло дойти до потасовки. Макиавелли прибыл в Верону, но там ничего не происходило, и в течение трех недель он напрасно ожидал с каждым днем все менее вероятного столкновения. Он явно скучал и, видимо, именно в Вероне, в период вынужденного безделья сочинил произведение в духе Горация, где описывал свои «амурные» похождения с участием старой проститутки, чье отталкивающее уродство он заметил слишком поздно. Шла ли речь о реальных событиях? Или, может быть, это была проба пера, литературное соперничество с знаменитыми образцами? Так или иначе, по прошествии трех недель он попросил у Совета десяти позволения вернуться, в первую очередь для того, чтобы не следовать дальше за императором, от которого он так устал и который сам уже возвращался в родные земли: в Инсбрук, а затем ради очередной, бесконечно долгой и изнурительной, ассамблеи в Габсбург. Разрешение было дано немедленно, и 2 января он был уже во Флоренции.
Во Флоренции ему угрожали неожиданные неприятности. Распространился слух, что он не имеет права исполнять должность секретаря из-за происхождения отца. Некий человек в маске в сопровождении двух свидетелей донес на него властям – об этом написал ему бдительный Буонаккорси, уточнив, что некоторые члены Советов поверили этим сомнительным утверждениям. Стало быть, лучше всего, предупреждал Буонаккорси, ненадолго отложить возвращение. Макиавелли не стал ждать. Что же стояло за этими утверждениями? Некоторые усматривали в этом намек на «внебрачное рождение» Бернардо, другие, с большей вероятностью, на его неплатежеспособность, что могло или должно было закрыть ему доступ к официальным должностям. Эта история обошлась без последствий: Макиавелли был под покровительством гонфалоньера, что как минимум ограждало его от клеветы. Но на этом неприятности не закончились, поскольку в Риме он оказался втянут в судебную тяжбу, начавшуюся по неизвестным нам основаниям. Некоторые, и среди них историк Роберто Ридольфи, предположили, что это было дело о церковных бенефициях, связанное с разделом имущества после того, как брат Тотто вступил в права наследства…
Основной проблемой регионального масштаба являлись, в первую очередь, экспансионистские устремления Юлия II, все более агрессивно настроенного против Франции и не допускавшего ни малейших признаков ее присутствия в Италии. Кардинал Руанский умер несколькими месяцами раньше, и больше некому было сглаживать противоречия между двумя сюзеренами. Флорентийская республика, прекрасно сознавая, какую опасность представлял понтифик, оказалась меж двух огней и не знала, как ей быть. Прежде всего следовало в очередной раз выяснить, чего ожидать от Франции. Туда и направили Макиавелли, сопроводив его тремя указаниями: Совет десяти желал, чтобы он разведал намерения короля, Пьеро Содерини – чтобы убедился в его верности, а кардинал Франческо Содерини хотел, чтобы он приложил все свои таланты к сохранению хороших отношений между Людовиком XII и папой…
Макиавелли прибыл ко двору в Блуа, имел продолжительную беседу с всесильным министром Роберте, затем с самим королем, причем оба ждали от него четкого ответа относительно позиции республики в случае конфликта. Макиавелли изложил все обстоятельства в письме к Совету десяти. Он знал, что ответа придется ждать долго, и тем временем беседовал со всеми, кто имел влияние при дворе, разузнавая об их отношении к Юлию II: весь двор высказывался о нем хуже некуда, что подтверждал ему и папский легат, удрученный тем, как мало уважения испытывают при французском дворе к понтифику… 8 августа на охоте у него появилась возможность побеседовать с королем о положении дел в Италии. Из этой беседы он сделал вывод, что Флоренция в случае военного конфликта вынуждена будет примкнуть к одной из сторон, и незамедлительно сообщил о своих соображениях Совету десяти. Роберте спросил у него, не захотят ли флорентийцы в случае победы в войне подчинить себе Урбино? Нет, флорентийцы предпочитают Лукку… Но французы проявляли все большую настойчивость, и Макиавелли был вынужден предупредить об этом Совет десяти: «Эти люди хотят любой ценой вовлечь нас в эту войну…» Людовик XII готовил Галликанский собор, а в это время папа совершил нападение на Модену, но папские швейцарцы наткнулись на сопротивление Ломбардии. В довершение всего при дворе вспыхнула эпидемия коклюша. Не только король, но и Макиавелли не избежал этой участи: усталый, больной, он узнал к тому же, что урожай в Сант-Андреа в Перкуссине будет скудным, и попросил прислать себе замену. Флоренция направила ему на смену нового посла, который пустился в путь и ехал неспешно, с частыми остановками, к месту своего посольства, где Макиавелли все больше выходил на первый план. По счастью, Юлий II воспылал гневом, вконец озлобившись на Флоренцию, вознамерился сменить ее правительство, на его взгляд слишком франкофильское, и оскорбил ее послов, отчего позиция Флоренции в этом конфликте стала очевидна для всех. Макиавелли, находясь в Туре, полагал, что его миссия закончена. Тем не менее он дождался нового посла, ввел его в курс дела и отправился в обратный путь. Он прибыл во Флоренцию 19 октября и представил Совету десяти безрадостный отчет: конфликт между папой и королем неизбежен, и Флоренция будет в него втянута.
Последующая дипломатическая деятельность Макиавелли была связана с этой непростой войной, состоявшей как в военных действиях, так и в религиозном противостоянии. При этом Флоренция преследовала цель избежать участия в конфликте, куда помимо воли она вовлекалась все больше и больше. Хуже всего в этих обстоятельствах было то, что Людовик XII решил атаковать понтифика при помощи его же оружия, пожелав провести церковный собор в Пизе, чтобы свергнуть папу с престола! Однако во всем западном мире с 1509 г. принято было считать, что Пиза находится в вассальной зависимости от Флоренции. Если бы собор прошел там, это недвусмысленно указывало бы на то, что Флоренция его поддерживает, а она хотела всеми силами этого избежать. К тому же Юлий II угрожал захватить всех флорентийских купцов на территории папского государства и наложить на город интердикт. Флоренция, надеясь, что папа утратит свое влияние после полной победы французов при Аньяделло и тяжелейшей болезни, которая должна была положить конец правлению «papa terribilis» (лат. «грозного папы»), из-за притязаний Франции оказывалась теперь на передовой позиции лицом к лицу с понтификом, воскресшим в том, что касалось его здоровья, и полностью восстановившимся по части своих амбиций. При этом папа, пытаясь воспрепятствовать Галликанскому собору, сам призвал провести официальный собор в Латерано и своей буллой Sacrosanctae отлучал от церкви всех тех, кто будет участвовать в пизанском соборе… В этих условиях Макиавелли снова послали во Францию, с тем чтобы он всеми способами помешал проведению этого злосчастного собора и прежде всего разубедил мятежных кардиналов ехать в Пизу. Четверых из них, кардиналов Гийома Брисонне, Франсиско Борджа, Федерико Сансеверино и Бернардино Карвахала, он встретил по дороге между Пьяченцей и Пармой. Ему не удалось отговорить их от поездки в Пизу, но он заметно охладил их пыл. Вслед за этим он приехал в Милан, где остановился для очень короткой миссии у вице-короля и откуда уехал уже 15-го. 22-го он прибыл в Блуа, где располагался французский двор, и встретился с официальным посланником Флоренции Роберто Аччайоли. Со следующего дня Флоренция находилась под действием папского интердикта, а оба посла уже были у короля, который в итоге отказался отменить собор или изменить место его проведения, но согласился по их просьбе отложить его до Дня всех святых. Откладывать события, если нельзя их отменить, стало основной дипломатической тактикой во Флоренции XVI в. Макиавелли по неясным причинам оставался при короле три недели (возможно, из-за усталости), вернулся он 2 ноября и сразу же отправился в Пизу, где уже проходил по инициативе французов очень немногочисленный собор. Туда приехала всего горстка кардиналов (четверо из шести действительных голосов), четырнадцать епископов и четыре французских аббата, а также один итальянский. Жители были настроены враждебно, местное духовенство тоже, и Совет десяти, опасаясь, что членам собора будет оказан плохой прием, послал Макиавелли защищать их силами войска, набранного из числа ополченцев. Но миссия Макиавелли была в действительности шире: добиться от участников совета, чтобы они перебрались во Францию или в Германию, где, как он объяснил кардиналу Карвахалу, «народ более расположен к покорности, чем народ Тосканы». Но все было напрасно: такого рода решение было не в их компетенции. Синьория, сказал Макиавелли, больше уже не в состоянии им помочь. Под напором враждебно настроенной толпы несчастные после очередного заседания отправились для продолжения собора в Неаполь. И тем не менее Юлий II все еще гневался на флорентийцев: мир с папой был восстановлен только после ухода от дел Содерини. По возвращении во Флоренцию Макиавелли обнаружил, что за время его миссии во Франции общественное мнение изменилось: папу больше не порицали и мало кто был расположен вступать с ним в войну. Союз с Францией обречен, тому было множество признаков; особенно сильное впечатление произвел случай, когда молния ударила в здание канцелярии, повредив золотые лилии, украшавшие портал!
Ознакомительная версия.
