Испугавшись, что комиссара назначат сверху, Тувья выдвинул на этот пост Лазаря Мальбина, своего начальника штаба. В отряде знали, что Мальбину дело партии безразлично.
Тувья также учредил комсомольскую ячейку. Главой ячейки стал первый нееврей в отряде Бельских Григорий (Гриша) Латий, которого Бельские приняли в отряд, потому что он был женат на еврейке. Комсомольская ячейка быстро превратилась в ядро оппозиции, противостоящей братьям. Вместо того чтобы поддерживать Тувью в его борьбе за спасение евреев, комсомольцы сосредоточились на подрыве авторитета братьев, обвиняя их в «идеологической незрелости». Действовали они искренне или ими руководили какие-то особые соображения, так до конца и неизвестно. Сам Тувья был убежден, что комсомольцы просто завидовали Бельским.
Самыми главными оппозиционерами стали Гриша Латий и братья Любчанские, которые выражали недовольство существующим порядком управления в отряде. Исраэль Кесслер, вожак группы из Абелькевичей, сочувствовал им.
Комсомольцы выступили против назначения Лазаря Мальбина комиссаром — потому что когда-то он был членом сионистского движения Бетар. Они также обвинили братьев в том, что те потворствуют спекулянтам, в том числе человеку, который торговал водкой в окрестных деревнях. Все это было доложено Федору Синичкину, когда он прибыл в лагерь для встречи с Бельскими. Результат мог оказаться для отряда плачевным — его могли расформировать, бойцов перераспределить по другим отрядам. Евреям тогда пришлось бы противостоять антисемитизму, который господствовал среди русских.
Синичкин, однако, все обвинения против Бельских отклонил. Тогда разочарованные комсомольцы пожаловались одному из непосредственных начальников Синичкина — офицеру, который служил в штабе генерала Платона. Этот офицер отнесся к делу более заинтересованно, и, чтобы обсудить ситуацию, был назначен отрядный сбор.
Первым выступил Тувья и заверил всех в своей неизменной преданности Коммунистической партии и великому Сталину. Он отстаивал решение назначить Мальбина комиссаром. При этом он остановился персонально на каждом из комсомольцев, сказал, что сомневается в них как в партизанах, и предложил им сформировать собственную воинскую единицу.
— Мы знаем, что у вас есть деньги, полученные в результате спекуляций, — сказал русский офицер.
Тувья объяснил, что наличные были получены ими в ходе сделок с крестьянами и использовались они исключительно для покупки оружия и продовольствия. Затем он в общих чертах обрисовал все расходы лагеря. Он подчеркнул, что члены его отряда неизменно выдавали крестьянам расписки, как того требовало партизанское командование.
Тувья назвал комсомольцев доносчиками и обвинил их в распространении клеветнических слухов об отряде. «Мы боролись против фашистов еще до того, как начали получать приказы из Москвы, — сказал он. — Мы убивали фашистов и забирали трофеи. Мы нападали на немецкие заставы и расправлялись над пособниками немцев. И мы будем продолжать в том же духе до окончательной победы над оккупантами».
Русский офицер остался доволен его ответом, но предложил Тувье уладить отношения с комсомольцами. Тувья понял, что основная опасность миновала. Если бы не партизанское командование, он бы, вероятно, просто выгнал этих комсомольцев из отряда. В следующие недели он обрел в борьбе против них могущественного союзника. В отряд Бельских после вынужденного ухода из советского подразделения попросилась группа евреев. Их лидером был Соломон Волковысский.
Волковысскому был тридцать один год, он был выпускник юридической школы в Вильнюсе и до войны имел адвокатскую практику в Лодзи и Барановичах. Его приняли в один из партизанских отрядов после того, как вместе с сестрой и несколькими другими евреями он сбежал из немецкого фургона, направлявшегося ко рвам смерти. Русский командир партизанского отряда, пораженный его интеллектом и эрудицией, назначил Волковысского ответственным за составление рапортов по результатам разведки. Однако спустя несколько месяцев тот же командир объявил евреям о том, что им придется оставить отряд.
Адвокат считал, что самое главное — это спасение еврейских жизней, и в этом он полностью сходился с Тувьей. Тот решил, что Волковысский идеально подходит для того, чтобы возглавить особый отдел, отвечающий за внутреннюю безопасность, — важный идеологический пост, до сих пор не занятый. Адвокат с готовностью принял назначение.
У Тувьи теперь было два надежных человека на важных «коммунистических» постах — комиссар Лазарь Мальбин и Соломон Волковысский — глава особого отдела. Он дал задание новоиспеченному особисту не спускать глаз с мятежной комсомольской ячейки.
Братья Бельские были вынуждены вести войну на четырех фронтах. Во-первых, им угрожали немцы и местная полиция. Во-вторых, им грозила опасность со стороны крестьян, у которых они отбирали продукты и которые могли донести на них. В-третьих, им приходилось умиротворять советские командные структуры, зачастую относившиеся к евреям с подозрением. И в-четвертых, надо было сглаживать внутренние разногласия, которые могли поставить под удар существование полностью еврейского отряда. Все это требовало от братьев и их сподвижников работы на пределе сил. Асаэль, Зусь и Лазарь Мальбин руководили вооруженными бойцами в продовольственных экспедициях, в то время как Тувья, которому теперь помогал Соломон Волковысский, боролся с влиянием коммунистов и поддерживал внутренний порядок в отряде.
В середине марта группа из десяти евреев, включая Алтера Тиктин, отца Лилки, отправилась за провиантом к северу от Новогрудка. Перед выступлением Алтер подошел к Лилке, которая сидела у костра с несколькими из своих друзей.
По возрасту (ему было под пятьдесят) и благодаря родственным отношениям с командиром, Алтер не был обязан участвовать в опасных экспедициях, в которые обычно посылали самых крепких мужчин. Но, как он сказал дочери тем вечером, ему надоело прятаться за чужими спинами. Он хотел приносить отряду реальную пользу.
Лилка умоляла его передумать.
— Папа, пожалуйста, — сказала она. — Тувья не знает об этом, и он не хотел бы, чтобы ты участвовал в операциях. У нас же с тобой никого нет, кроме друг друга. Ты хочешь оставить меня одну на этом свете?
Но гордый человек был непоколебим.
— Я должен пойти, — сказал он, простился с дочерью и исчез в ночи.
Несколько минут спустя он возвратился.
— Ты остаешься? — спросила Лилка.
— Нет, я иду, — сказал он. — Но я забыл тебя поцеловать. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — До свидания, — сказал он. И ушел.
