Тут же Дамесек увидел человека, которого он позже описал как «широкоплечего, настоящего великана». Тувья приблизился к ним, пожал всем руки и, коротко поприветствовав их, спросил без обиняков:
— Где вы были все это время? Почему так долго сидели в гетто? Дожидались, пока немцы убьют всех ваших близких?
В середине апреля возвратились из Доброго Поля бойцы с плохими новостями о десяти пропавших евреях. Братья, не раздумывая, решились на быстрый и беспощадный ответ. Их действия имели мало общего с тщательно спланированной военной операцией. Но они были вне себя от ярости и жаждали мести. Предателям следовало дать понять, что еврейская кровь не ценится так дешево.
— Мы будем мстить за гибель наших людей, — сказал Тувья, потерявший тестя. — И это — наша единственная цель. Не берите ничего у этих предателей. Я не хочу, чтобы кто-нибудь обвинил нас в бандитизме. Не дайте повода называть нас еврейскими ворами.
Асаэль собрал группу из тридцати человек. Среди прочих в нее вошел и врач Хенрик Ислер. Группа прибыла в деревню вечером в пятницу, 23 апреля, по совпадению в Великую пятницу, — день, когда православные христиане вспоминают о крестной смерти Христа (что на протяжении столетий служило оправданием еврейских погромов). В такой день можно было с гарантией утверждать, что большая часть членов семейства Белоусов будет дома.
Евреи прибыли в Доброе Поле около полуночи. Асаэль приказал бойцам окружить дом. Затем он постучал в дверь, а когда открыли, ворвался внутрь вместе с Песахом Фридбергом, Михлом Лейбовицем и несколькими другими бойцами.
В то время как ошеломленные домочадцы выскакивали из постелей, пытаясь понять, что происходит, один из братьев Белоусов — какой именно, осталось неизвестным — попытался сбежать через подвал. Низкорослый Лейбовиц — чуть выше полутора метров — набросился на беглеца и схватил его прежде, чем тот успел ускользнуть. Они покатились по полу. Асаэль выстрелил и попал Белоусу в шею.
Действуя быстро, мужчины обыскали дом в поисках спрятавшихся членов семьи и убили всех, кого смогли найти. Лейбовиц, который чудом избежал пули Асаэля, взял в доме черный шерстяной пиджак. Вопреки приказу Тувьи он вернулся в нем в лагерь.
Партизаны подожгли дом Белоусов и оставили записку, которая обещала подобную участь всем предателям.
Огонь уничтожил несколько построек на участке Белоусов и перекинулся на соседние дома. В пожаре погибли лошади, коровы и других животные. В общей сложности десять членов семьи Белоусов были убиты в тот день, однако, по меньшей мере, пятеро убежали через чердак.
По пути на базу в Старой Гуте Михл Лейбовиц обнаружил в кармане конфискованного пиджака письмо, написанное на немецком языке. Он сунул его назад в карман и не вспомнил о нем, пока не оказался на месте.
Письмо было написано по-немецки. Адвокат Соломон Волковысский перевел его. В письме новогрудский окружной комиссар Вильгельм Трауб благодарил братьев Белоусов за выдачу лесных бандитов и сообщал, что они награждаются пятьюдесятью рейхсмарками.
Это послание сослужило отряду неплохую службу несколько дней спустя, когда Виктор Панченков в разговоре с Тувьей резко осудил его акцию в Добром Поле. Русский командир напомнил, что обвиняемые должны были предстать перед партизанским судом.
— Вы не можете убивать людей без веского на то основания, — сказал он.
— Но они убили десять наших людей! — сказал Тувья.
— Вы должны следовать закону! — возразил Виктор.
Тогда Тувья предъявил письмо, которое заставило Виктора замолчать. Затем он откупорил бутылку водки, и мужчины с удовольствием мирно выпили.
Глава седьмая
Май 1943 — Июль 1943
В весенние месяцы в лагерь Бельских в Старой Гуте прибыло несколько сотен новых евреев. Многие из них были уроженцами Лиды, но в Лидском гетто по-прежнему оставалось значительное число заключенных. Они полагали, что беглецы (и партизаны, помогающие им) подвергают опасности жизни всего населения гетто. Это мнение возобладало, когда в течение пяти дней были убиты около тринадцати тысяч евреев. Жители гетто обвиняли партизан в том, что они «раскачивают лодку».
— Евреи, вы сами навлекаете беду на ваши головы, — сказал окружной комиссар Лиды Герман Ганвег в своем обращении к рабочим из мастерских. — Разве вы хотите мучиться от голода и холода? Вы все-таки умные люди. Неужели вы думаете, что с вашими ржавыми ружьями вы будете в состоянии победить немецкую армию, которая завоевала всю Европу? Я могу обещать вам, что в Лиде ни один волосок не упадет с головы еврея. Те, кого мы должны были ликвидировать, уже ликвидированы. Я сделал это самым гуманным способом. Я выполнил программу за один раз, и вы, которые остались в живых, теперь можете жить спокойно. Я построю в гетто столовую, поставлю купальню и организую для верующих ритуальные омовения, чтобы вы могли поддерживать чистоту. От вас я требую только одного — хорошей и старательной работы. Чтобы показать свое расположение, я готов простить евреев, которые вернутся из леса.
Речи подобного рода призваны были обманным путем заставить заключенных в Лидском гетто евреев работать и не помышлять о побеге. Зато в Новогрудке нацисты действовали открыто. Ранним утром 7 мая 1943 года евреев собрали во внутреннем дворе здания суда для переклички, как это обыкновенно делалось каждый день. Необычным было присутствие большого количества немецких жандармов и местных полицаев. Юденреферент Рейтер лично — при содействии адъютанта-белоруса — отобрал самых квалифицированных рабочих (приблизительно половину всех евреев) и приказал им возвращаться в мастерские. Как только они ушли, оставшимся евреям, уже догадавшимся о том, что их ожидает, было приказано лечь лицом вниз на землю. «Бежим!» — закричал кто-то. Несколько человек действительно попытались бежать и попали под автоматный огонь.
Когда порядок был восстановлен, немцы приблизились к лежащим евреям и энергичными пинками заставили их встать. Потом группами по двадцать пять человек евреев вывели за пределы комплекса зданий суда. Они прошли короткое расстояние по дороге, а затем им приказали свернуть в сторону. На склоне уже были вырыты рвы. Несчастные сняли одежду, связали ее в узлы. Затем их построили в шеренгу лицом ко рвам и расстреляли из автоматов. Выстрелы отчетливо слышали те, кто остался в гетто.
После расстрела Рейтер явился в мастерские.
— Вас не тронут, — сказал он им. — Вы жизненно необходимая для нас рабочая сила.
Теперь в гетто осталось приблизительно 250 жителей. Они получали ежедневный продовольственный паек, который едва позволял им держаться на ногах: кусок хлеба пополам с соломой и миска водянистого супа. Теперь уже мало кто верил обещанию Рейтера, что их оставят в живых, и был создан подпольный комитет для организации массового побега в леса.
