Королев плакаты не жаловал — для него они были так, бумажки, ими начальство не впечатлишь. Сергей Павлович любил макеты, они доходчивее, их можно пощупать, открыть крышку, заглянуть в хитросплетение проводов и россыпь непонятных деталей.
Комиссию приняли солидно. Показали задел. В отличие от челомеевского конструкторского бюро, тут уже многое пошло в производство.
Министр несколько растерялся. Слушая Челомея, он проникся его аргументами, его правотой. Казалось, ракету нужно делать именно так, как говорит Владимир Николаевич.
Здесь отстаивалась противоположная точка зрения, и не менее убедительно. Афанасьев не знал, куда склониться. Уезжая от Королева, он также пожал всем руки. Теперь он растеряно произносил: «Думайте… Думайте… Думайте…»
Для принятия окончательного решения все материалы надлежало отослать в министерство, в адрес комиссии. В истории лунной программы она получила название «комиссия Келдыша».
В тот вечер, когда Челомей подписывал свои технические предложения, я по какому-то делу зашел к нему. Настроение у Владимира Николаевича было смурное.
Челомей отложил подписанные им папки на край походившего на крыло самолета дубового письменного стола. Немного помолчал, прикоснулся к папкам рукой, как бы прощаясь.
— Не буду я с ними бороться, — с каким-то надрывом произнес Владимир Николаевич, — нет у меня сил.
Последние слова прозвучали совершенно неожиданно. Челомею только недавно перевалило за шестьдесят, выглядел он отменно, лишь волосы чуть поредели и стали совсем седыми.
Технические предложения ушли в министерство. Начались заседания комиссии. Челомей туда почти не ездил, посылал своих заместителей, чаще других Аркадия Ионовича Эйдиса. Возможно, ему не хотелось присутствовать на собственных похоронах, результат уже ни у кого не вызывал сомнений. Пока же заседание собиралось за заседанием. Эксперты обсуждали, спорили и соглашались продолжить работу при следующей встрече. Техники и ученые склонялись к поддержке Челомея, политики твердо стояли за Королева. Об этом противостоянии «техников» и «политиков» очень интересно читать в материалах комиссии.
Наконец комиссия закончила работу, одобрила проект Н-1, дала согласие на запуск лунного корабля, обеспечивающего высадку на поверхность одного космонавта. К тому времени, как и предсказывал Челомей, вес лунного блока увеличился. Едва укладывались в 95 тонн. Пришлось поднимать стартовый вес ракеты. Это, в свою очередь, вызвало добавку еще шести двигателей. По сути дела, переделке подлежала вся первая ступень.
Челомей вновь предрекал, что и 95 тонн не хватит. Придется снова переделывать. По свидетельству Юрия Александровича Мозжорина, доктора технических наук, директора головного в отрасли института ЦНИИМаш,[113] непосредственного участника всей лунной эпопеи, «понадобилось еще чуть-чуть… И здесь выход был найден: заправка переохлажденным кислородом и керосином позволяла взять на борт больше топлива».[114] Выбирали последние крохи.
На основании заключения экспертов, 25 октября 1965 года вышло новое постановление правительства. Королев полностью выбил Челомея из седла. У Владимира Николаевича забрали даже облет Луны. Челомей воспринял свое поражение стоически.
Насладиться плодами победы Королеву было не суждено. В январе 1966 года во время операции прямой кишки он умер прямо на операционном столе. Врачи собирались удалить полип, а, как рассказывают очевидцы, натолкнулись на рак. Известие о смерти Сергея Павловича как обухом по голове ударило. О какой конкуренции можно думать, когда так глупо и так рано погиб такой человек!.. На Челомее в те дни просто лица не было.
Постановление правительства теперь предстояло выполнять без Королева. Даже при королевской энергии записанные в нем сроки представлялись невыполнимыми начать летные испытания планировали через полгода, высадку экспедиции на Луну — в третьем квартале 1968 года. Спешили обогнать американцев.
На все это накладывались еще чисто личностные проблемы.
Новый главный конструктор Василий Павлович Мишин, бывший главный баллистик фирмы, слыл человеком мягким, не умел в нужном кабинете по-королевски стукнуть кулаком по столу. Да и авторитет у него был не тот. К тому же времена менялись. Становились легендами воспоминания о том, как на утряску графиков работ, прилагавшихся к постановлению правительства, Устинов отводил неделю. Теперь согласование документов отнимало многие месяцы, а то растягивалось и на годы. Помнится случай, когда, получив последнюю подпись на проекте графика создания орбитальной станции, ведущий изделие конструктор ОКБ Челомея Владимир Абрамович Поляченко, перебирая замусоленные листки, доложил Генеральному, что первую уже сняли: ее поставили так давно, что сроки исполнения работ истекли.
Уповали на чудо. Строили свои расчеты на том, что у американцев что-нибудь сорвется, начнутся неудачи, затянется время. А мы тут как тут.
Во втором полугодии 1967 года министр решил возобновить работы по «семисотке». Он поручил Челомею подготовить проект постановления, предписывающего в течение года закончить эскизный проект ракеты УР-700 и лунного корабля ЛК-700 для двух космонавтов Владимир Николаевич взялся за работу без особого энтузиазма. Нет, он не отказывался Челомей просто не верил, что удастся хоть что-нибудь сделать. Время упущено, до американской высадки на Луну остается чуть больше полутора лет.
К тому времени дела с Н-1, казалось, сдвинулись с мертвой точки. На начало следующего, 1969 года планировался первый запуск. Необходимость в резервном варианте вроде бы отпала.
Сколько надежд возлагалось на этот сырой, неотработанный пуск. Пропустив этап стендовых испытаний, решили сразу лететь. Вдруг повезет?! В ракетном деле чаще не везет, чем везет, а вдруг — никогда.
Пристыковали лунный корабль и возвращаемый аппарат. Если все же корабль выйдет на орбиту, то удастся провести испытания и следующего этапа. Естественно, в автоматическом режиме.
Пускали 21 февраля 1969 года. На семидесятой секунде в хвостовом отсеке возник пожар, что-то случилось с двигателями. Как пишут в отчетах, полет прекратился. Старт уцелел. Приступили к сборке второй ракеты.
Во втором пуске (он состоялся почти через полгода после первого, 3 июля 1969 года) все свершилось в одно мгновение. После команды «отрыв пяточного контакта» прошло несколько секунд, ракета едва поднялась, как в одном из двигателей разрушился кислородный насос. Система КОРД[115] замешкалась, запуталась и отключила разом все тридцать движков. Н-1 тяжело осела и рухнула на старт, вспыхнул пожар. Я не берусь описывать, как горят почти три тысячи тонн керосина и кислорода, соединившись воедино. Не видел! А воображения не хватает. Старт разрушился полностью.
