— Итак, моя обязанность отблагодарить чем-то большим, чем условная любезность, за тост, который поднял за нас доктор Брешиани. Учитывая нищенские условия нашего путешествия, нашим единственным средством выражения эмоций остается слово, и именно при помощи слова я хотел бы выразить свою, а также своего спутника, признательность всему персоналу колонии, который, почти не зная нас, предоставил нам это прекрасное свидетельство уважения, а именно честь отпраздновать мой день рождения, как если бы это был главный праздник для каждого из вас. Но есть и нечто большее; через считанные дни мы покидаем перуанскую землю, и поэтому мои слова приобретают дополнительный смысл прощальных, в которые я стараюсь вложить всю нашу привязанность к народу этой страны, которая беспрерывно осыпала нас дарами с первого же дня нашего пребывания в Такне. Я хочу подчеркнуть еще кое-что, отчасти касающееся темы произнесенного тоста: хотя наша незначительность мешает нам стать глашатаями вашего дела, мы верим — и после этого путешествия еще тверже, чем раньше, — что разделение Америки на иллюзорные и расплывчатые национальности абсолютно ложно. Мы представляем из себя единую расу метисов, которая от Мексики до Магелланова пролива проявляет заметные признаки этнографического сходства. Поэтому, стараясь сбросить с себя весь груз жалкого провинциализма, я поднимаю тост за Перу и Объединенную Америку.
Конец этого шедевра ораторского искусства потонул в громе аплодисментов. Праздник, который в здешних краях состоит в том, чтобы выпить возможно больше алкоголя, продолжался до трех часов ночи, когда мы решили, что нам пора на покой.
Два-три москита не могли пробиться сквозь навалившийся на меня сон, и через несколько минут я их прихлопнул, но моя победа ни к чему не привела: голос решительно настроенного Альберто вторгся в сладостный лимб, в котором я пребывал. Слабые огни деревушки — она, судя по всему, должна была называться Летисия — маячили на левом берегу реки. Не раздумывая ни минуты, мы с великим пылом направили наш плот «Контикита» к далеким огням, но тут-то и произошел конфуз: громоздкая махина никак не желала приставать к берегу, упрямо прокладывая себе путь посреди потока. Мы гребли изо всех сил, и, когда, казалось, были уже близки к цели, плот разворачивался вокруг своей оси и нас снова сносило к середине реки. Со все возрастающим отчаянием мы смотрели, как удаляются от нас желанные огоньки, и наконец, выбившись из сил, решили по крайней мере выиграть битву у москитов и спокойно проспать до утра, чтобы решить, что делать дальше.
Положение наше было не из завидных, поскольку, доверься мы течению, оно рано или поздно должно было принести нас в Манауш, находящийся, по более или менее достоверным данным, в десяти днях пути, а поскольку в результате произошедшего накануне несчастного случая мы лишились рыболовных снастей, то следовало подумать о пропитании, к тому же у нас не было уверенности, которую придает знание того, что ты можешь пристать к берегу, когда тебе заблагорассудится; не говоря уже о том, что мы пересекали бразильскую границу, не выправив документов и не зная языка. Но все эти рассуждения не заняли у нас много времени, поскольку очень скоро мы уже спали беспробудным сном.
Когда солнце еще только вставало над горизонтом, я выбрался из-под полога против москитов, чтобы окинуть взглядом занимаемые нами позиции. Самым злокозненным образом «Контикита» решила прибиться вместе со своим живым грузом к правому берегу и тихонько пристала к небольшому причалу, хозяева которого, должно быть, жили где-то поблизости. Я решил оставить обзор местности на потом, так как мы все еще находились в сфере жизненных интересов зловредных насекомых, и они жалили нас почем зря. Альберто спал как убитый, и я решил от него не отставать. Болезненная слабость и нечто вроде подозрительной сонливости, мешавшие думать о будущем, овладели мной. Я был не в состоянии принять какое-либо решение и про себя прикинул: какое бы зло нам ни грозило, не было никаких оснований считать, что мы не выдюжим.
После обычных, совершенно необязательных вопросов, ощупывания, тщательной проверки паспортов и типичных для полицейских инквизиторски подозрительных взглядов офицер поставил нам огромную печать с выездной датой, 14 июля, и мы вступили на мост, соединяющий и разделяющий две нации. Венесуэльский солдат с той же вызывавшей наглостью, что и его колумбийские кол- теги — черта, похоже, общая для всех военных, — перерыл наш багаж и посчитал не лишним подвергнуть нас импровизированному допросу, словно чтобы продемонстрировать, что мы разговариваем с «представителем власти». На посту в Сан-Антонио-де-Тачира нас задержали надолго, но только из-за бюрократических формальностей, и вот мы уже ехали дальше на грузовичке, который должен был доставить нас в город Сан-Кристобаль. На середине пути находится таможенный пункт, где нас и наш багаж подвергли тщательнейшему досмотру. Пресловутый нож, который уже вызвал столько неприятностей, снова стал лейтмотивом продолжительной дискуссии, которую мы вели умело, с опытностью людей, поднаторевших в спорах с такими интеллектуалами, как полицейские капралы. Револьвер уцелел, потому что лежал в кармане моей кожаной куртки, замотанный в тряпки, настолько заскорузлые от грязи, что это произвело впечатление даже на таможенников. С трудом удалось отстоять нож, который не переставал быть поводом для все новых и новых препирательств, так как таможенные посты встречаются по всей дороге до самого Каракаса и мы далеко не были уверены, что столкнемся с умами, доступными простым доводам человеческого рассудка. Дорога, соединяющая пограничные народы, прекрасно вымощена, особенно в венесуэльской части, и очень напоминает горный район Кордовы. В общем, эта страна кажется более процветающей, чем Колумбия.
По приезде в Сан-Кристобаль между владельцами транспортной компании и нами завязалась дискуссия, поскольку мы хотели путешествовать как можно более экономно. Впервые за все время путешествия восторжествовала позиция транспортников, считавших, что выгоднее два дня проехать на грузовике, чем проделать тот же путь, но за три — в омнибусе; мы, подгоняемые необходимостью как можно скорее устроить свое будущее и соответствующим образом подлечить мою астму, решили накинуть еще 20 боливаров во имя Каракаса До вечера мы бродили по округе или читали о Венесуэле в довольно приличной местной библиотеке.
В одиннадцать вечера мы выехали на север, впереди не было видно ни кусочка асфальтированной дороги. На сиденье, где поместиться троим можно было только впритирку, нас втиснули вчетвером — так что ни о каком сне даже мечтать не приходилось; кроме того, из-за прокола мы потеряли час, а моя астма разыгралась не на шутку. Мы неспешно поднимались к вершине, и растительность становилась реже, но в долинах виднелись те же посадки, что и в Колумбии. На дорогах, находившихся в плохом состоянии, то и дело случались проколы; еще несколько ожидало нас на второй день пути. На контрольных полицейских пунктах проверяют и обыскивают все грузовики без разбора, так что пришлось бы нам покувыркаться, если бы у одной из пассажирок не оказалось при себе визитной карточки: водитель говорил, что все тюки — ее, и дело с концом. Цены на еду выросли и вместо боливара с человека поднялись до трех с половиной. Мы решили по возможности экономить, так что на остановке в Пунта-дель-Агила сидели голодные, но шофер сжалился над нашим убожеством и хорошо накормил за свой счет.
