Ознакомительная версия.
Маленькая яхта на фоне маленького буксира
Одно из основополагающих открытий Е. Гвоздева заключается в том, что шторм лучше всего пережидать в бухте. Если таковой не имеется, надо стать на якорь под прикрытие берега, острова, мыса.
Если и такой возможности нет, а ветер попутный, ложись в дрейф, убрав паруса, а при встречном ветре – становись на якорь при глубине около 20 метров или уходи в океан штормовать. Если вдобавок ветер прижимной, это уже тоска зеленая: выходишь на глубину 20 метров и становишься на все свои якоря, вспоминая святых по имени-отчеству. Особое неудобство шторма с прижимным к берегу ветром в том, что он спать не дает.
Уборка якоря в такой ситуации – очень тяжелое и опасное дело. Яхту нужно при 2-4-метровом волнении подтянуть к якорю. И только затем, стоя на ныряющем носу яхты, поднять его, аккуратно укладывая веревку. И вообще, плавание вдоль берега намного труднее и таит больше опасностей, чем в океане. Якоря должны быть всегда наготове, а капитан непременно и постоянно пристегнут фалом к корпусу яхты.
Шторм в океане. Он начинается со скорости ветра в 21-23 м/сек. Крепкий шторм – это 23-25 м/сек, жестокий – под 30 м/сек. Приходится нести штормовые, уменьшенные до минимума паруса. Если устал, вымотался, то убираешь паруса вообще и становишься на плавучий якорь, задраиваешь люки и отсыпаешься. Но выглядывать на свет божий приходится, чтоб не раздавили встречные суда.
Штормы длятся от 1 до 3 суток. Течения сносят на 10-20 миль в сутки, плюс величины дрейфа. Итого отклонение от курса может достигать 40-50 миль в сутки.
Выше 6-метровых волн в океане Е.Гвоздеву видеть не приходилось. Их высоту он определяет, соотнося с собственным ростом или размером мачты. В волне наиболее опасен гребень, его загиб, закручивание, что чаще бывает на прибрежном мелководье. Поэтому шторм в океане переносится легче.
Перевороты. На маленькой яхте они очень даже реальны, и с этим нужно считаться и помнить. Более половины случаев происходит из-за ошибок и недосмотра капитана. После переворота балласт все равно поставит яхту на ровный киль, но, пока это произойдет, важно, чтобы груз в каюте не посыпался на голову и не травмировал. Поэтому посуда должна быть пластиковой, а все остальное нужно заранее и надежно принайтовать. Поэтому рундуки на «Лене» и «Саиде» прочно запирались. Герметично изнутри в каюте можно задраиться и самому капитану, но если нет вентиляционных отверстий или они не блокируются клапанами, а затыкаются, то трудно дышать, и общение с белым светом становится необходимым.
Курьезная деталь. Яхта «Саид», благополучно, без переворотов, завершив 4-летний поход вокруг земного шара, в день встречи 9 августа 2003 года была опрокинута болельщиками и поклонниками Е.Гвоздева в родном порту! Е.Гвоздев, комментируя оверкиль у родного причала, сказал, что никак не мог предусмотреть столь бурного выражения земляками восторга, а это тоже ошибка капитана.
Якоря. В первом плавании на «Лене» (1992-1996) Е.Гвоздев потерял 11 якорей, на «Саиде» (1999-2003) – 7. «С якорями нужно обращаться на «вы», – говорит он. – Бога в сердцах могу послать на все стороны света, но не якорь. Ведь если он не держит – всё, пропал!». К двигателю почтения явно меньше, так как квалификация и опыт капитана, по мнению Евгения Гвоздева, определяются не лошадиными силами мотора, а количеством на судне якорей разной конструкции и вида. Сам уходит в плавание с их запасом не менее четырех. Якоря с удовольствием покупает, дарит, обменивается ими и рассказывает, как в Магеллановом проливе, в безлюдной безымянной бухте в ураган 40-45 м/сек при давлении 718 мм рт. ст. пришлось отстаиваться аж на четырех якорях одновременно (!) – два «гуськом» плюс еще два «гуськом». Устоял тогда Гвоздев, а его «Саид» стал самым маленьким судном, миновавшим легендарный пролив за всю историю судоходства.
Поломки и пробоины. В первой кругосветке один раз ломалась мачта (зима 1992-1993) в Черном море и 11 раз – руль в разных точках земли, вернее, океана.
Во втором походе из-за поломки руля «Саид» был выброшен на берег вблизи африканского Массауа. Потом отбуксирован в порт, где из куска фанеры капитан сделал новый руль, с которым и пришел в Махачкалу. Очень надежным «пароходом» оказался самодельный «Саид».
Для ликвидации мелких пробоин на борту имеется запас эпоксидной смолы, стеклоткани, проволоки, других ремонтных материалов и инструментов.
Штурманский столик. Об этой детали оснащения интерьера «Саида» можно говорить только условно, потому что все записи и расчеты Е.Гвоздев производил на коленях. Набор штурманских инструментов – традиционный. На «Лене» было два компаса, лаг механический, часы ручные, радиоприемник бытовой (для приема сигналов точного времени), секундомер, бинокль, барометр-анероид, прокладочные инструменты, таблицы, навигационные карты. Определялся он трижды в сутки по секстанту. Во втором плавании на борту появился GРS «Магеллан-300», и надобность в секстанте отпала.
Когда в портах пребывания гости и коллеги-яхтсмены других стран дивились примитивности оснащения российской яхты, переделанной из судового «тузика», и отваге человека, осмелившегося плыть на ней дальше Новороссийска, Гвоздев напирал на увлечение «ретро» и желание испытать себя в затяжном экстриме. То есть привычно балансировал на грани между Иванушкой-дурачком и Иваном-царевичем. И столь же привычно потом рисковал.
И снова, как я уже это делал, нужно предупредить о необходимости при чтении материала вносить «поправку на ветер», на своеобразие гвоздевского восприятия и оценки морских реалий и событий с собственным участием. То ли высокий яхтенный профессионализм и выучка, то ли природный здравый ум и невозмутимость, то ли редкое в наши дни душевное здоровье – все это вместе или порознь позволяет Е. Гвоздеву оценивать многие собственные поступки на грани или даже за гранью подвига как обычную морскую работу. То есть фактически, на мой взгляд, их недооценивать. Поэтому к его рассказам и рекомендациям нужно относиться с осторожностью, так как попытка им следовать наверняка потребует значительно больших усилий и риска, чем кажется на первый взгляд. Оценки капитана «Саида» не только субъективны, но и не всегда соответствуют уровню реальной опасности – они ее занижают.
«Да, водичка в каюте замерзла. Так я грел на газе канистру и спал с ней в обнимку, хорошо, хоть газ не кончился» – это о необычайных морозах на Черном море зимой 1992-1993 годов, самом холодном и тяжелом начальном периоде его восьмилетних плаваний. Совершенно полярные условия усугубились тогда поломкой мачты при подходе к Анапе.
Ознакомительная версия.
