равнодушия женщины, которую, если верить герою повести «Филиал», он по-настоящему любил.
И тем не менее Асина книга — это не книга равнодушного человека. Ася уличает, разоблачает, выводит на чистую воду. И не только Сергея. Меня удивило ее недоброжелательное отношение к Сережиной и Лениной дочери Кате. Семь страниц текста Асиной книги, украшенных выхваченными из контекста фразами из Катиных интервью, наполнены неоправданным сарказмом.
Вот хотя бы такой пример. Пекуровская цитирует отрывок Катиного интервью:
И мне очень неприятно, — сокрушается Катя, — что образ Сережи в России представлен как-то однобоко. С одной стороны, культ [по этой части у Кати претензий к России нет. — А. П.]. Его много издают, без конца цитируют. Но… <…> Издают без всякого спроса у наследников, — жалуется Катя, — денег не платят даже с очень больших тиражей. Мне по-прежнему приходится работать, не разгибая спины, хотя один четырехтомник… уже принес большой доход издательству «Лимбус Пресс». И тут мне хочется напомнить Кате, что в ее 14 лет, а в Сережины 39 у нее были все основания напомнить отцу о долге перед семьей. Однако теперь, достигнув 29, ей бы пристало самой позаботиться о своих финансах, не взваливая этой ноши на бедного читателя и на воздержавшегося от серьезных капиталовложений отца.
Все это несправедливо и не по адресу. Мне кажется, что Асе совершенно не пристало учить Катю, о чем заботиться, а о чем нет. Не мешает также напомнить, что авторские и наследственные права действительны для наследников любого возраста, независимо от того 29 им лет, 92 или 292, а пиратские ухватки многих российских издательств широко известны.
Пренебрежительный тон по отношению к Кате Довлатовой, ни в чем перед Асей не виноватой и ничего плохого ей не сделавшей, кажется мне несправедливым. Благородно ли отыгрываться на детях за свои матримониальные обиды?
За несколько страниц до нравоучений Кате Довлатовой Ася Пекуровская обвиняет Сергея в том, что все его дети — а их четверо — незаконнорожденные. Цитата:
Катя, дочь Сережи с Леной, как было упомянуто выше, родилась до того, как был получен развод со мной, Маша, наша дочь с Сережей, родилась после моего с Сережей развода, Коля, сын Сережи и Лены, родился после их развода, который состоялся еще в России. Существует, по дошедшим до меня слухам, еще один ребенок, родившийся от таллинской жены Сережи, Тамары Зибуновой. Девочку зовут Саша.
Итак, одни родились до, другие после, но все же в какой-то связи с официальным браком. В Асиной книге вырисовывается удручающая картина «частично» незаконнорожденных детей. Кстати, Тамара Зибунова, называемая Асей таллинской женой, вообще не была официально замужем за Довлатовым ни до, ни после рождения девочки, из чего вытекает, что ее и Сережина дочь Саша, вероятно, является «особо незаконнорожденным» ребенком.
Но вот что писал по этому поводу сам Довлатов в письме Тамаре от 6 января 1989 года:
Что касается Саши, запомни раз и навсегда: она не незаконнорожденная, она была вписана в мой паспорт, а значит, где-то есть соответствующая запись, я ее единственный, пардон, отец, и обязан, именно обязан по закону заботиться о ней. Другое дело, что я, конечно, плохой отец, как и плохой сын, плохой муж, и вообще плохой, но помогать ей я обязан. Рано или поздно, года через два-три, она поймет, что быть моей дочерью не так уж страшно. Катя это поняла и почувствовала…
Из писем Довлатова Тамаре Зибуновой совершенно очевидно, что его волновала и заботила Сашина судьба, что он помогал им по мере возможности. К сожалению, этих возможностей было очень немного. И я, свидетельница довлатовской жизни в течение долгих лет, утверждаю, что Сергей всегда много работал, не отказываясь от неприятных, а порой и психологически противопоказанных ему журналистских заданий, и помогал Саше как мог.
Ася бьет Довлатова на всех фронтах. Она анализирует четыре различные версии знакомства его с Леной, встречающиеся в разных его произведениях, и разоблачает, разоблачает, разоблачает. Но кто сказал, что писатель обязан под присягой обнародовать факты своей личной жизни в художественных произведениях? Ведь он же не анкету в отдел кадров заполняет. Довлатов, хочу заметить, писатель, или, как он иногда любил себя называть, «беллетрист Далметов». Беллетрист, а не документалист. Иначе говоря, что хочет, то и сочиняет. И все версии хороши. Мне лично особенно нравится версия из «Наших»:
Вдруг чувствую — я не один. На диване между холодильником и радиолой кто-то спит. Слышатся шорохи и вздохи. Я спросил:
— Вы кто?
— Допустим, Лена, — ответил неожиданно спокойный женский голос.
Я задумался. Имя Лена встречается не так уж часто. Среди наших знакомых преобладали Тамары и Ларисы. Я спросил:
— Каков ваш статус, Лена? Проще говоря, ваш социум эр актум?
Наступила пауза. Затем спокойный женский голос произнес:
— Меня забыл Гуревич.
Отчет о личной жизни и литературном творчестве Довлатова в Асиной книге сложился в некий суровый приговор: Довлатов не достоин своей славы и получил ее не по чину. К счастью, «народные заседатели», а именно читающая публика России, рассудили иначе…
Впрочем, мы отвлеклись от роковых женщин в русской литературе. И правильно сделали, потому что остальных, близких Довлатову дам, нельзя причислить к роковым женщинам.
Лена Довлатова никоим образом не попадает под рубрику «роковая», то есть она не сыграла роковую роль в его судьбе. Как раз наоборот. Ей роком было предопределено оставаться с Довлатовым до конца его жизни, что невозможно объяснить ничем кроме как ее любовью и чувством долга по отношению к семье. Любил ли ее Сережа? Полагаю, что да. В книжке «Наши» Довлатов описывает отъезд Лены с Катей в эмиграцию:
Мы ждали, когда поднимется самолет. Но самолеты взлетали часто. И трудно было понять, который наш… Тосковать я начал уже по дороге из аэропорта.
Несомненный факт, что Лена была самым близким ему человеком, не останавливает Довлатова от изощренных «лестных» характеристик своей жены. В письмах разным адресатам (к Тамаре Зибуновой, Ефимову), и в своей семейной хронике «Наши», Сергей, как ему кажется, точно и эффектно, описывает Ленин характер: «Лена не меняется, как скорость света», «а лицо спокойное как дамба», «Лена постоянна, как формула H2O», «Лена не меняется, как метр-эталон в Париже», «взгляд холодный и твердый, как угол чемодана» (напиши он такое обо мне, я бы
