Документ этот подписал собственноручно Начальник Главного Штаба.
Отсюда, между прочим, следует, что такая замена могла производиться отнюдь не в соответствии с желаниями нижних чинов. Да об этом тогда и не говорилось.
Офицеры, направленные в Восточный Сибирский военный округ не в качестве сопровождающих, а для дальнейшего там прохождения службы, отбывали, скорее всего, в иные сроки и независимо от движения команд.
Часть из них находились в отпусках, а часть наверняка писали рапорты, где излагали причины, которые, как они считали, делали новое назначение совершенно невозможным.
В пути следования ответственность за всевозможные происшествия возлагалась на сопровождающих, что, как уже отмечалось, предусматривалось изначально.
Итак, команду Виленского округа возглавляли поручики Домбровский и Зинович с приданными им унтер-офицерами сопровождения в количестве восьми человек. А еще были с ними: один писарь, один цирюльник, барабанщик без барабана да оружейный мастер.
В четыре вагона третьего класса эшелона, прибывшего в Вильно, уже погрузились около трехсот нижних чинов из Варшавского округа; для солдат Виленского округа предусматривалось такое же количество вагонов на триста шестьдесят человек. Ко всему привычные, солдаты кое как разместились, и поезд тронулся в Санкт-Петербург. Особых хлопот дорога сопровождающим не доставила; несколько раз Домбровский и Зинович прошли по вагонам, которые занимали солдаты; сами они и два фельдшера ехали вторым классом.
Спать Ивану пришлось сидя, некоторые устроились между лавками. Проводник показал, куда ходить по нужде, где брать воду.
Как и большинство, Иван ехал поездом впервые. Пыхтение и шипение паровоза, стук колес, гудки, дым и копоть да еще и теснота – что здесь хорошего! Поразила солдат скорость – верст сорок в час, они и думать не могли, что возможно так быстро ездить. Пока было светло, те, кто мог протиснуться к окнам высотою в аршин, таращились на пробегающие мимо картины.
В Петербург приехали очень рано, при свечах, за окнами едва светало. Построились командами, отдельно нижние чины Виленского округа, отдельно – Варшавского. В казармы отправились куда-то в район Карповки, неподалеку находились еще казармы – Гренадерские, построенные гораздо раньше.
Отсюда солдат не выпускали, здесь они ели и спали, здесь в бане дорожную пыль смыли. Потом (было это, как говорят документы, 23 июня) устроили трем командам, включая петербургскую, смотр. Смотр проводил Начальник местных войск Петербургского военного округа.
Стоя в строю, видел Иван генерал майора, придирчиво оглядывавшего каждого. Задавал он нижним чинам и офицерам вопросы, потом, считай, каждому десятому приказал предъявить скатанные шинели. Когда стал генерал вызывать офицеров по списку, выяснилось, что нет на плацу поручика Зиновича…
Замечаний было высказано много. Обнаружилось, что солдаты дивизии, откуда командирован и Зинович, шинели имели негодные – видно, свои, 1867 года выдачи, распоряжением командиров оставили в ротах. Заменили же их старьем, совсем изношенным, да еще без пуговиц. Отметили и другие недостатки, о которых Зинович не мог не знать. Вероятно, в дивизии исправить положение либо не смог, либо не захотел, и неслучайно поэтому решил он начальству на глаза не показываться.
Домбровский же в шинельных скатках, конечно, ничего заметить не мог, да и проверять солдат из дивизии другого офицера казалось ему неловко. Теперь все нарекания приходилось выслушивать ему.
Как и другие сопровождающие, Иван все это понимал, обидно ему стало за своего командира, тем более что солдатам 16-й дивизии никаких замечаний на смотре не предъявили и жалоб от них не услышали, а внешний вид и обмундирование солдат удостоили даже особой похвалы.
Хотя из казарм не выпускали, все же несколько человек после смотра ушли в самовольную отлучку и вернулись только утром следующего дня, а один вовсе не возвратился и числился теперь в бегах. Троих к утреннему построению обнаружили пьяными, один из них оказался из команды Виленского округа. Десять человек за самовольную отлучку и пьянство и двоих по болезни оставили в Петербурге.
25 июня команды, теперь уже трех округов, погрузились в поезд и отправились в Москву, куда и прибыли на следующий день без приключений.
Красивое здание Николаевского вокзала солдаты увидели только со стороны – разгружался эшелон недалеко от вагонного депо. Как водится, после переклички проследовали строем вдоль путей и, оставив вокзал по левую сторону, направились частью в Покровские, частью в Хамовнические казармы.
В Москве повторилось все то же, что и в Петербурге, с той лишь разницей, что обошлось без беглецов и пьяниц – из казарм солдат не выпускали. Кое как привели в порядок мундиры, частично заменили шинели, нарекания на которые были еще в Петербурге, однако там по каким-то причинам вопрос этот не решился. Провели еще один смотр.
Через два дня поезд с командами четырех уже округов, включая Московский, отходил с Нижегородского вокзала.
Деревянное здание Нижегородского вокзала выглядело совсем неказистым по сравнению с Николаевским. Располагалось оно тогда за чертой города, на той территории, что занимает сейчас Курский вокзал, выстроенный значительно позднее.
Некоторая, небольшая часть солдат ехала с семьями, таковые были из Виленского, а теперь и из Московского округа.
Тем временем в Военное министерство поступил рапорт Начальника местных войск Санкт-Петербурга «Об осмотре маршевых команд…, следующих в Сибирь», где, в частности, отмечалось:
«23 июня мною лично осмотрены… нижние чины… многие люди одеты не опрятно, мундиры поношены и шинели старые, особенно из нижних чинов, выделенных из 27-й дивизии и из 23-го Низовского полка 6-й дивизии, не выданы мундиры на 67-й год нижним чинам 30-го Полтавского, 27-го Витебского, 25-го Смоленского, 28-го Полоцкого полков.
Не выдано шапок в 13-м Нижегородском, отобраны пуговицы с мундиров и шапок у нижних чинов 27-го, 25-го, 28-го полков. У унтер-офицеров и нижних чинов 32-го Кременчугского, 21-го Муромского полков отобраны пуговицы с мундиров, пантолонов и шапок…
В 106-м Уфимском полку, 16-й, 23-й, 14-й пехотных и 1-й Гренадерской дивизиях вид людей добрый и здоровый, мундиры в порядке…»
В рапорте также отмечались жалобы солдат на невыдачу им собственных денег, причем один из них не досчитался 14 рублей и 40 копеек… Что это – обыкновенное разгильдяйство начальствующего состава полков и дивизий, воровство или непрофессионализм…
Наверное, и то, и другое, и третье…
А ведь приказами Военного министра, циркулярами за высокими подписями, казалось бы, все предусмотрено, необходимо только четко исполнять полученные указания в роте, полку, дивизии, наконец! Одно дело для солдата сносить вполне оправданные лишения военной службы и совсем другое – терпеть трудности по вине командировавших их в дальние гарнизоны горе командиров.
