Собеседнику устода достаточно было исказить смысл слова, неправильно его произнести или употребить, попытаться протолкнуть в печать рукопись серенькую, без поэтических находок и новооткрытий, и устод, забывая, кто перед ним, не беспокоясь, как воспринимает собеседник его слова, прямо и сердито высказывал в лицо свое мнение, нисколько не заботясь о том, авторитетен ли собеседник и сколь высоко его служебное положение. Это иногда оборачивалось для Айни неприятностью…
Однажды сын устода Намол Айни рассказал, что в Москве гости Лахути — иранские литературоведы — поспорили с хозяином дома — Абдулькасимом Лахути, что слова «джангара» таджикского происхождения. Поэт доказывал, что это слово общее для всех языков фарсидско-иранского происхождения.
— Кто же оказался прав? — спросил устод у сына. Услыхав, что каждый остался при своем мнении, устод, довольный, стал смеяться, шутить и тут же сел писать Абдулькасиму Лахути. Устод в письме довольно подробно, на конкретных примерах доказал, что Лахути прав.
«Уважаемый товарищ Лахути!
По словам Камола, между Вами и некоторыми иранцами возник спор относительно таджикского происхождения слова «джангара». Я очень удивился, узнав об этом. Хотя в «Шах-Наме» Фирдоуси и у других поэтов я и не встречал этого слова, но могу доказать, что это слово фарсидско-таджикское. Корень слова «джанг» — война; со дня возникновения фарсидского джадида и по настоящее время и в Иране и в Туране оно имеет хождение. От корня «джанг» производятся слова:
джанговар — боец, солдат, воин;
джанггох — поле битвы;
джангджуй — поджигатель, искатель войны, желающий войну.
Я очень сожалею, что до сих пор Вы не видели моей книжонки «О Фирдоуси и о его «Шах-Наме». В конце ее я дал небольшой словарь из «Шах-Наме». Неплохо было бы Вам с ним ознакомиться. Посылаю Вам один ее экземпляр и еще книги «Муканна» и «Темуриалик», напечатанные во время Великой Отечественной войны. Надеюсь, что Вы примете…
С приветом и уважением С. Айни.
Самарканд, ул. Лаби Гор, дом № 103-а
21 мая 1946 г.».
Горьковской любовью и заботой о литературе звучат письма устода Айни к собратьям по перу…
В то время устод сдал рукопись в Союз писателей для обсуждения. Писатели собирались серьезно поговорить о новом произведении, указать на недостатки и просчеты, высказать откровенно и честно свое мнение, но… После долгой беседы с писателем Дехоти устод отвечает на телеграмму Мирзо Турсун-заде:
«14 декабря 1948 г.
Самарканд.
Товарищ Мирзо Турсун-заде!
Вторично благодарю за поздравительную телеграмму. На днях ко мне приходил товарищ Дехоти. Он высказал некоторые свои замечания по моей рукописи «Воспоминания». Из разговора я понял, что коллективного обсуждения не было, больше того, кроме Джалола Икрами, никто не прочитал повести до конца.
В основном замечания товарищей относились к поведению Кози Абдулвохида Садри-Сарира во время отвода нового русла Шофуркома и еще бесчинству чиновников и амлакдаров. Ведь я вначале показал во всей наготе бесчинства и грабен; предыдущих «строителей», и случай с Абдулвохидом остался единственным, нетипичным для того времени.
Кози Абдулвохид Садри-Сарир был единомышленником Ахмад Калла, и я это отметил в главе «Бедил». Различие было только в том, что Ахмад Дониш был передовым человеком, а Сарир — человеком пассивным. Ведь не вменяется Сариру в вину то, что он был козием. Ахмад Калла тоже сначала в Хузоре, потом в Нахрпае (Зиеуддине), а затем — в Вобкенте был козием (см. сборник Садри Зие).
…В главе «Русло Шофуркома» я дал полную картину последствия деятельности кози Абдулвохида и жизни района после строительства канала. По плану действие этой главы должно было разворачиваться во второй книге, в главе «Мое путешествие по Чули Кизил».
Теперь о мелочах: кое-кто счел ненужными детали, где я, в сущности, в «Воспоминаниях» говорил кое-что о себе. Но, прежде чем высказываться категорически, надо было внимательно прочесть мое предисловие — в нем я объяснил, что пишу «Воспоминания» также для начинающих и молодых писателей, рассказываю, что я видел, какой у меня был материал, благодаря которому я смог написать свои произведения.
Именно те мелочи, которые считают ненужными, и помогли мне и органически вошли в «Одину», «Дохунду», «Рабов» и другие мои произведения.
В «Воспоминаниях» я в скобках указал, где и в каком произведении использованы мной эти «мелочи».
Вывод: в «Воспоминаниях» «мелочи» в основном написаны для молодых литераторов, и они принесут им большую пользу, покажут им, какую роль играют детали и как надо присматриваться к «мелочам» в жизни, чтоб написать художественное произведение и создать типичный образ, как обобщать виденное, отбрасывать случайное, сообщать произведению достоверность.
Очень много товарищей и из русских и из местных, пробующих перо, часто спрашивают меня: «Откуда, из каких источников вы взяли материалы?»
Сравнив мои произведения с моими воспоминаниями, они получат ответ и меня избавят от излишних вопросов. Критики и рецензенты… исследователи, литературоведы и все, кто будет писать о моих произведениях и обо мне, смогут воспользоваться моими «Воспоминаниями».
Я не боюсь критики, потому что, если критика будет несправедливой, душа моя будет спокойна, если же критика будет справедливой — я учту замечания и исправлю свои погрешности (как я и сделал в «Воспоминаниях»).
Однако о критике «мелочей» сожалею. Сожалею не потому, что меня покритиковали, а потому, что молодые не извлекли пользы из этих «мелочей».
Я, когда садился писать Вам, преследовал две цели: первая — Вы молоды и у Вас есть талант, но пока еще не все Ваши способности проявились. Вот и останется Вам от меня, старика (неизвестно, долго ли я еще буду жить), вот эта память. Вторая — прочтите это письмо молодым, пусть они по возможности воспользуются моими «Воспоминаниями», и пусть им легче будет воспринимать мои другие произведения.
С товарищеским приветом Айни С.
14/ХII-48 г.
Самарканд».
Письмо М. Турсун-заде:
«27 декабря 1948 г. Самарканд.
…Погода в Самарканде до такой степени ухудшилась, что я не могу выйти на улицу. При хорошей погоде я ежедневно выходил и дышал свежим воздухом каждый раз 5 — 10 минут: 19 декабря начал лить дождь со снегом, в тот день температура понизилась до 15°, 20-го — до 20° и 21-го числа — до 23°, такое положение продолжалось до 24 декабря.
В такую погоду я не только не выходил на улицу, но и в комнате состояние мое ухудшилось, и мне стало тяжело дышать. Вызвал врача. Он, как и раньше, дал мне сердечные лекарства и сказал, чтобы я держал ноги в тепле, чтобы установить нормальное движение крови. По мнению врача, кровь в ноги и руки поступала меньше, это ослабляет человека, особенно старого, и может вызвать паралич. К несчастью, 2–3 года тому назад супруга моя вынесла из комнаты «сандали», чтобы обставить комнату «культурно». А как раз в моем состоянии надо было бы греть ноги в «сандали», и я сразу бы выздоровел. Сколько ни топишь печку, для согревания ног и рук достаточной теплоты не получишь! Я был вынужден пододвинуть диван к печке и грел руки и ноги, и немного стало лучше. Но все же из-за непогоды было еще трудно дышать, хотя давление держалось не очень высокое. Хорошо, что я в таком состоянии не выехал в Сталинабад, живым бы не доехал. Дело в том, что у меня оставалось несколько очень важных дел…, а для этого мне нужно беречь здоровье.
