характер из дела Засулич устранялся… с настойчивостью, просто странной со стороны министерства, которое еще недавно раздувало политические дела по ничтожным поводам. Я думаю, что Пален первоначально был искренне убежден в том, что тут нет политической окраски, и в этом смысле говорил с государем, но что потом, связанный этим разговором и, быть может, обманываемый Лопухиным, он уже затруднился дать делу другое направление…» Следствие было закончено быстро. Через прокурора палаты Лопухина А. Ф. Кони получил распоряжение министра юстиции назначить слушание дела на 31 марта 1878 года с участием присяжных заседателей.
Незадолго до суда граф Пален вдруг забеспокоился. Он пригласил к себе Кони и прямо спросил его, может ли он ручаться за вынесение обвинительного приговора. Тот откровенно сказал, что не может. Ответ возмутил Палена: «Не можете? Ну, так я доложу государю, что председатель не может ручаться за обвинительный приговор; я должен это доложить государю!» Кони сказал, что он также настаивает на этом. Однако такой доклад не состоялся — Пален на него не решился.
Вскоре министр юстиции Пален и прокурор судебной палаты Лопухин столкнулись и с другим препятствием — с выбором обвинителя по делу Засулич. Товарищ прокурора окружного суда В. И. Жуковский, на которого первоначально пал выбор, категорически отказался от такой «чести», сославшись на то, что выступление в суде может поставить в трудное положение его брата-эмигранта.
Сложнее было подобрать мотивы отказа другому талантливому прокурору — С. А. Андреевскому. Получив соответствующее поручение, прокурор спросил, может ли он в своей речи признать действия Трепова неправильными? Ему дали ясно понять, что не может. Тогда Андреевский заявил, что вынужден отказаться от участия в деле Засулич, так как не может «громить ее и умалчивать о действиях Трепова».
Граф Пален был вне себя от гнева и почти открыто грозился расправиться с непокорными прокурорами. Лопухин остановил свой выбор на товарище прокурора окружного суда К. И. Кесселе, обвинителе довольно слабом.
Защиту В. И. Засулич принял на себя присяжный поверенный П. А. Александров, незадолго до того оставивший прокурорскую трибуну.
Накануне процесса министр юстиции еще раз встретился с А. Ф. Кони. «Ну, Анатолий Фёдорович, — начал он, — теперь все зависит от вас, от вашего умения и красноречия». На это Кони резонно заметил, что «умение председателя состоит в беспристрастном соблюдении законов, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме — бесстрастие и спокойствие».
Граф Пален намекнул, что Кони мог бы повлиять на присяжных, которые «сделают все, что он скажет». Анатолий Фёдорович опять возразил, заметив, что «влиять на присяжных должны стороны», это их «законная роль». Тогда министр, хитро подмигнув, сказал: «Знаете что? Дайте мне кассационный повод на случай оправдания». На такое предложение Кони с присущим ему достоинством ответил: «Ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно я не стану, считаю это совершенно не согласным с достоинством судьи».
Сам граф Пален на суд не пошел, но его ежечасно информировали о том, как проходит процесс. Складывался же он явно не в пользу обвинения. После непродолжительного совещания присяжные заседатели полностью оправдали В. И. Засулич.
А. Ф. Кони так описывает это событие: «Тому, кто не был свидетелем, нельзя себе представить ни взрыва звуков, покрывших голос старшины, ни того движения, которое, как электрический толчок, пронеслось по всей зале. Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: „Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!“ — все слилось в один треск, и стон, и вопль. Многие крестились; в верхнем, более демократическом отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали…»
А вот как описывал свои впечатления от процесса начальник дома предварительного заключения Фёдоров: «Я слышал многих защитников, но никто из них не говорил так сильно, убедительно как Александров, защитник Засулич. Впервые тогда я слышал на суде взрыв аплодисментов, не только со стороны обыкновенных смертных, переполнивших зал и хоры, но и среди лиц, сидевших за судейским креслом, из которых на многих виднелись звезды».
Власти были шокированы приговором. По выражению князя В. П. Мещерского, оправдание Засулич происходило как будто в каком-то «ужасном, кошмарном сне», когда «никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы».
Некий секретный агент после процесса доносил своему начальству о слухах, ходивших по Петербургу: «Многие указывают на несостоятельность нашей прокуратуры, на разнузданность защиты при слабости председателей, не умеющих руководить прениями, и на недостаточную подготовку народа к непогрешимому выполнению задачи суда присяжных».
Встретив А. Ф. Кони после суда, граф Пален смог только заметить: «Ну вот, видите, каковы они, ваши присяжные! Ну, уж пусть теперь не взыщут, пусть не взыщут!» В тот же день министр юстиции дал распоряжение на имя прокурора С.-Петербургской судебной палаты Лопухина: «Государь император 31 сего марта Высочайше повелеть соизволил дочь отставного капитана девицу Веру Ивановну Засулич взять под стражу и содержать ее в доме предварительного заключения впредь до особого распоряжения. Прошу ваше превосходительство сделать распоряжение о немедленном приведении такой Высочайшей воли в исполнение». Арестовать Засулич властям не удалось. Она надежно укрылась у своих товарищей, а затем эмигрировала.
Вскоре после окончания процесса началась самая настоящая травля А. Ф. Кони. Через несколько дней после суда Пален пригласил его к себе, говорил с ним раздраженно, упрекал в «вопиющем нарушении обязанностей», в «оправдательном резюме» и т. п. В заключение сказал: «Уполномочьте меня доложить государю, что вы считаете себя виновным в оправдании Засулич и, сознавая свою вину, просите об увольнении от должности председателя». Кони ответил, что он «не согласен ни на какие компромиссы».
Товарищи прокурора Жуковский и Андреевский, отказавшиеся поддерживать обвинение по делу Засулич, были немедленно уволены со службы.
Обстановка, сложившаяся после оправдания Засулич, обсуждалась в Совете министров, проходившем под председательством Александра II. На нем граф Пален по существу отдал Кони «на растерзание без малейшей попытки сказать хоть слово в разъяснение роли председателя на суде присяжных». Он лишь заявил, что «не отвечает за своих судей». Затем он внес даже предложение «взвалить дела подобного рода» на военные суды, но Совет министров отказался от такого шага.
Министр П. А. Валуев также пытался доказать, что Кони — главный виновник оправдания Засулич. Единственным человеком, не разделявшим поспешных обвинений против Кони, был военный министр Д. А. Милютин.
Уволить А. Ф. Кони, пользовавшегося правом несменяемости, не решились. Однако судьба графа Палена была фактически предрешена. Государственный секретарь Е. А. Перетц утверждал, что Александр II сказал великому князю Константину
