У Забиякина, как у многих из нас, были все основания мстить фашистам: война отняла у молодого воина отца и мать — их замучили эсэсовцы.
— Правильно, Кузьмич! — согласился с боевым другом сержант Конопелькин, имеющий на своем счету три сбитых «мессера». — Надо вдребезги разгромить это нечеловеческое отродье, а потом уж с ними разговаривать!
Спокойней и более рассудительно высказался коммунист старший сержант Петр Семухин:
— Было время, захватчики на «блицкриг» надеялись. Украинским салом поганую утробу свою набивали, девок, и баб наших насиловали. Тогда, конечно, листовки у них вызывали смех. Теперь другие времена настали. Перелом. Теперь надо разобраться. Немецкому солдату сейчас есть над чем призадуматься.
Семухина поддержал флагманский стрелок-радист старшина Протасов. Я не спешил кого-то останавливать, поправлять. Каждый по-своему был прав. А в конце беседы высказал свое мнение, говорил о том, что листовки — те же бомбы, которые хотя и не разят насмерть наших врагов, но выводят из строя морально, разрушают у противника ранее сложившиеся представления и убеждения. Мне было известно, что число перебежчиков, случаев группового перехода немцев на сторону Красной Армии с каждым днем росло.
Под рукой у меня оказался, помню, номер «Красной звезды», в котором помещались выдержки из писем убитых немецких солдат, адресованных родным и знакомым в Германию. Я зачитал эти письма авиаторам — в них обнаженно звучало чувство обреченности, подавленности солдат вермахта, испытавших на себе сокрушительную мощь Красной Армии. Таким-то, начинающим понимать, что обещанного «блицкрига» не получится, что гитлеровцы обречены на верную гибель в жестокой и истребительной войне, и предназначались разбрасываемые нами правдивые и убедительные листовки.
К слову говоря, в конце мая 1943 года в политотдел дивизии поступила большая партия листовок с Манифестом национального комитета «Свободная Германия», основанного видными немецкими коммунистами и антифашистами, находящимися в Советском Союзе. Манифест призывал развернуть борьбу за спасение немецкой нации от катастрофы, к которой ее вели Гитлер и его подручные. В нем, в частности, говорилось: «Кто из страха, малодушия или слепого повиновения продолжает идти вместе с Гитлером, тот поступает как трус, тот помогает толкать Германию к национальной катастрофе...»
Мы в тот же день специальным рейсом трех бомбардировщиков отправили этот ценный груз по назначению — в тыл немецких войск. Вскоре из показаний военнопленных стало известно, что Манифест немецкими солдатами и офицерами был встречен как политическая сенсация.
Так в боевых буднях сорок второго года мы вели агитационную и пропагандистскую работу. Со 2 февраля по 8 марта наша 146-я авиадивизия произвела 2215 боевых вылетов. Вместе с бомбами мы послали на землю 5 миллионов 700 тысяч листовок.
* * *
В марте 1942 года из штаба ВВС армии в штаб дивизии поступил приказ НКО СССР и директива ГлавПУРа о развертывании в частях технической пропаганды и учебы, а также приказ командующего ВВС Красной Армии о более совершенном овладении летным составом воздушными стрельбами. Разумеется, такая работа проводилась у нас и раньше, но не так активно и целеустремленно, как этого требовали полученные документы.
Для развертывания работы в свете новых указаний командиры и военкомы полков использовали паузу, вызванную весенней распутицей. В меру возможного в полевых условиях быстро подготовили учебную базу. Для проведения занятий, тренажей, чтения лекций и докладов привлекли самых опытных в боевом отношении командиров, политработников, инженеров и техников. В частях тщательно готовились и с большой пользой проходили технические конференции. На них фундаментально разбирались самые насущные вопросы боевой деятельности экипажей, технических специалистов, получали выяснение те стороны работы, где наиболее часто случались различные неполадки и ошибки.
А весенняя распутица сорок второго создала для нашей боевой работы чрезвычайные сложности. Быстро выходили из строя грунтовые площадки, полеты прекращались, и самолеты ставили на прикол.
Там, где поблизости от аэродромов оказались гравийные карьеры, инженерно-строительные батальоны начали ускоренное сооружение полос из гравия. Мы такой возможностью располагали только в одной точке. Тогда специалисты штаба ВВС Западного фронта предложили другое: продлить срок взлетов и посадок боевых машин на лыжах путем снегозадержания. Батальоны аэродромного обслуживания и полки приступили к покрытию снежных взлетно-посадочных полос соломой, древесными стружками. Попробовали взлететь. Однако сильное торможение лыж о стружки и солому не позволило работать нашей технике и от затеи пришлось отказаться. Мы пошли по пути ускорения просушки грунта. Дни и ночи отводили от полос талые и дождевые воды, вычерпывали ведрами образованные в низинках «блюдца» воды, затем засыпали их сухим грунтом. Работали упорно, без устали, непрерывно. И труд не пропал даром: уже в последних числах апреля, намного раньше намеченного срока, наши самолеты поднялись в воздух.
Через несколько дней после этих событий, в начале мая, мы провожали к новому месту службы нашего командира полковника Л. Г. Кулдина — его назначили заместителем командующего ВВС Западного фронта.
Расставание с близким человеком всегда несет в себе отпечаток грусти. Последнюю ночь мы с ним долго не могли заснуть. Обговорили все, что волновало нас обоих, вспомнили вместе пережитое в минувшие месяцы войны.
Прощаясь с Леонидом Григорьевичем — радостно возбужденным, подтянутым, с уверенным взглядом карих глаз, — никто из нас не мог и подумать, что видим своего командира в последний раз. Через несколько дней он погиб в воздушном бою под Малоярославцем. Выполняя задание с группой молодых летчиков, Кулдин первым вступил в бой и до последней возможности отбивался от наседающих «мессершмиттов». Из его машины уже вырывалось пламя. Падая на землю, летчик воспользовался парашютом, но опоздал: не хватило высоты...
* * *
Весной 1942 года во фронтовой авиации произошли организационные изменения, которые вплотную задели и наше соединение. Все началось с упразднения штатной структуры «ВВС общевойсковой армии» и введения за счет этого отдельных авиационных дивизий. Из Кондрова, где располагался наш КП, управление соединения перебралось в деревню Адуево, стоящую у Варшавского шоссе в десяти километрах восточнее Медыни, чтобы возглавить 204-ю смешанную авиационную дивизию.
На новом месте штаб еще не успел и развернуться, как поступил новый приказ, во исполнение которого офицеры штаба и политотдела срочно направлялись в подмосковную Кубинку на укомплектование управления тоже 204-й дивизии, но уже не смешанной, а бомбардировочной.
