У Софьи Берс имелся жених – Митрофан Поливанов. Их симпатия была взаимной, и Соня надеялась стать «мадам генеральшей», т. к. отец Поливанова носил звание генерала, и Митя тоже «подавал надежды». И он действительно им стал, только его женой Соня не стала.
Когда девице Берс исполнилось 16 лет, ей сделал предложение через сестру сын придворного аптекаря, но у нее взыграла аристократическая гордость: «Да вы, кажется, с ума сошли…» Потом, во время визита к тетушке Шидловской, предложение выйти замуж поступило от Василия Денисовича Давыдова, сына партизана и поэта. Ему было уже за 40. Софья в панике бежала. Более она его не видела. В Соню влюблялся и 35-летний профессор Нил Александрович Попов. В ней было что-то настолько притягательное, что мужчины не могли пройти мимо. Ее женственность, внимательный вдумчивый взгляд обращали на себя внимание.
Софья Андреевна не гнушалась и домашним хозяйством. К нему она была приучена с детства. Родители назначали сестрам недельное, а потом и месячное дежурство. В дежурство девочкам нужно было выдавать кухарке продукты из кладовой, колоть сахар и молоть кофе, готовить комнату для занятий, содержать в чистоте и порядке шкафы с едой, книгами. Учеба не прошла даром, и уже в семейной жизни графиня успешно использовала эти навыки.
Как вы помните, 23 сентября 1862 года Софья Берс становится графиней Толстой. Какую роль сыграла жена в жизни Льва Николаевича? Что испытывала она, живя со столь непростым и великим человеком?
Приехав с мужем в Ясную Поляну, Софья Андреевна начала обустраивать быт, заниматься хозяйством. «Вообще меня поражала простота и даже бедность обстановки Ясной Поляны, – писала она в дневнике. – Пока не привезли моего приданого серебра, ели простыми железными вилками и старыми истыканными серебряными, очень древними ложками. Спал Лев Николаевич на грязной сафьяновой подушке, без наволоки. И это я изгнала. Ситцевое ватное одеяло Льва Николаевича было заменено моим приданым, шелковым, под которое, к удивлению Льва Николаевича, подшивали тонкую простыню. Просьба моя о ванне тоже была удовлетворена». Спустя время графиня уже носила под сердцем ребенка. Одни роды, вторые, третьи… Но в любом своем состоянии Софья Толстая не забывала о домашних делах, кормила, воспитывала детей – учила их русской грамоте, французскому и немецкому языку, танцам, игре на фортепиано, старалась создать удобную обстановку для Льва Николаевича, чтобы он мог писать, не отвлекаясь на хозяйственные вопросы.
Пытаясь стать такой женой, образ которой представлялся Толстому, она решала вопросы и споры приходящих просителей, лечила крестьян, насколько позволяли ей знания, открыла в Ясной Поляне лечебницу. «Доктора в то время у нас ни дома, ни в деревне поблизости не было, и ко мне приходили всегда больные со всех окрестных деревень и, конечно, также из Ясной Поляны. <…> Отчасти вынесла я кое-какие знания из моего родительского дома, отчасти научилась от докторов, лечивших в нашем доме, уже когда я вышла замуж, а то справлялась по лечебникам, особенно по Флоринскому. Рецепты докторов я всегда берегла и по ним, зная, в каких случаях употреблялись лекарства, я их брала и для своих больных. Счастливая у меня была на это рука, и много я получила радости от выздоравливающих моих пациентов и пациенток. Бывало, особенно летом, выйдешь на крыльцо, а тут уже стоят бабы, одни и с детьми, стоят телеги с привезенными больными. Всякого расспросишь, посмотришь, дашь лекарство. А то сколько раз пришлось присутствовать при тяжелых родах».
В ноябре 1886 года, когда Лев Николаевич с двумя дочерьми устраивал бесплатные столовые для бедствующих крестьян, то же делали и три старших сына в разных губерниях, Софья Андреевна написала статью, призывающую оказать помощь голодающим. Она возымела свое действие, и пожертвования начали поступать в больших количествах. Кроме того, многие люди стали интересоваться положением народа и спрашивали, какие меры стоит принять. «Пробужденные моим воззванием добрые чувства людей доставляли мне огромное наслаждение. Вот та единственная власть, которая должна быть над людьми, – власть горячего, правдивого и искреннего чувства».
Но одним из самых важных занятий Софьи Толстой была помощь мужу, у которого она была фактически личным секретарем. Она переписывала начисто его произведения. «Как только Лев Николаевич начал свою работу, так сейчас же и я приступила к помощи ему. Как бы утомлена я ни была, в каком бы состоянии духа или здоровья я ни находилась, вечером каждый день я брала написанное Львом Николаевичем утром и переписывала все начисто. На другой день он все перемарает, прибавит, напишет еще несколько листов – я тотчас же после обеда беру все и переписываю начисто. Счесть, сколько раз я переписывала “Войну и мир”, невозможно. Иные места, как, например, охота Наташи Ростовой с братом и ее посещение дядюшки, повторявшего беспрестанно “чистое дело марш”, были написаны одним вдохновением и вылились как нечто цельное, несомненное». «Иногда же какой-нибудь тип, или событие, или описание не удовлетворяли Льва Николаевича, и он бесконечное число раз переправлял и изменял написанное, а я переписывала и переписывала без конца». Запись из дневника от июля 1897 года гласит: «Сейчас 2 часа ночи, я все переписывала. Ужасно скучная и тяжелая работа, потому что, наверное, то, что написано мною сегодня, – завтра все перечеркнется и будет переписано Львом Николаевичем вновь. Какое у него терпение и трудолюбие – это поразительно!» Отметим также, что почерк Льва Толстого был крайне неразборчив, иной раз он сам не мог его расшифровать. И, например, рукописный фонд романа «Война и мир» насчитывает пять тысяч листов, а «Анны Карениной» – две с половиной тысячи.
Так и протекала совместная жизнь Толстых 18 лет: Лев Николаевич в литературных трудах, а Софья Андреевна – в окололитературных. А затем начались разлады в семье. Софья Толстая испытывала душевный разлад и ранее. В 1867 году она писала в своем дневнике: «Описание моей жизни делается все менее и менее интересно, так как сводится все к одному и тому же: роды, беременность, кормление, дети… Но так и было: сама жизнь делалась все более замкнутой, без событий, без участия в жизни общественной, без художеств и без всяких перемен и веселья. Таковою ее устроил и строго соблюдал Лев Николаевич». Толстой плохо переносил, когда жена выходила «из области интереса детской, кухни и материальной женской жизни». Сам он жил творчеством и размышлениями, общением со многими людьми, возвращаясь в семью для отдыха и развлечений. А Софья Андреевна была личностью самобытной, творчески одаренной, и, стараясь стать идеальной женой, она попала в созданную ею же ловушку. «Неужели только в этом наше женское призвание… А где моя жизнь? Где я? Та настоящая, которая когда-то стремилась к чему-то высокому, к служению Богу и идеалам? Усталая, измученная, я погибаю. Своей жизни – ни земной, ни духовной нет». Ее не устраивало оставаться в тени мужа, но совместить роль помощницы, секретаря, жены и свою индивидуальность не получалось. Внутренний конфликт был неизбежен. В совокупности с духовным переворотом Льва Николаевича все это создало сложную ситуацию и в семье.
Как мы с вами знаем, Лев Толстой, придя к совершенно иному пониманию жизни, предложил своей семье часть дохода отдавать на бедных и школы, быт семьи в отношении еды, одежды упростить (опрощение), раздать все лишнее: мебель, экипажи и т. д., отказаться от прав на литературную собственность. Он ожидал от жены, что она разделит с ним его мировоззрение. «Она была идеальная жена в языческом смысле – верности, семейности, самоотверженности, любви семейной, языческой, в ней лежит возможность христианского друга. Проявится ли он в ней?» Но этого не произошло. В 1883 году Толстой знакомится с В. Г. Чертковым, который внесет свою лепту в семейный конфликт. В 1884 году Лев Николаевич попытается уйти из дома после очередной ссоры, но вернется. Однако Софья Андреевна после возвращения мужа будет лишена возможности помогать ему в переписывании и редактуре рукописей. Отныне этим будут заниматься дочери и Чертков.
