В ответ послышалось негромкое рычанье. На ступеньках сидело существо весьма устрашающего вида (даже в детстве Свисс Мисс красотой не отличалась). Собака поднялась с крыльца, и я увидела, что она припадает на одну лапу. Мы позвали ее, и она завиляла хвостом, хотя и продолжала рычать. Из кустов выскочил маленький щенок и бросился к матери. Свисс Мисс, похоже, нашла очень красивого муженька, потому что щенок был прелестный. Мамаша с детенышем приняли нас благосклонно, но довольно сдержанно.
— Видишь, — назидательным тоном сказал мне Макс, — я же тебе говорил — она не пропадет. Вон какая толстая.
Свисс Мисс умница, поэтому и выжила. Представляешь, чего бы мы ее лишили, пристрелив из милосердия!
С тех пор, когда я чересчур о ком-нибудь беспокоюсь, не в меру все драматизируя, Макс сразу говорит мне «Свисс Мисс», и терзаниям конец!..
Мула так и не купили. Зато купили настоящую лошадь, а не старую клячу, которую присмотрел наш экономный Мишель. Она была великолепна, поистине принцесса!
Вместе с лошадью, вероятно, в качестве жизненно важного ее атрибута, к нам пожаловал черкес — Ах, какой человек! — заходится от восторга Мишель. — Черкесы знают все о лошадях. Они живут ради лошадей. Как он о ней заботится! Только и думает об ее удобстве! И такой вежливый человек! Так хорошо со мной разговаривает!
Макс невозмутимо отвечает: время покажет, что это за человек. Черкеса представляют нам. Он весел, ходит в высоких сапожках — ни дать ни взять — персонаж из русского балета.
Сегодня нам наносит визит французский коллега из Мари. Он приводит с собой архитектора. Как и многие французские архитекторы, он больше похож на какого-то святого мученика, а не на художника. И бороденка у него соответствующая — совсем жидкая. Он не говорит ничего, кроме: «Мерси, мадам», это вежливый отказ от всякого угощения. Он скромен донельзя. Мосье Парро объясняет, что у архитектора больной желудок.
Мило с нами пообщавшись, гости собираются отбыть.
Мы восхищаемся их машиной.
Мосье Парро печально констатирует:
«Oui, c'est une bonne machine, mais elle va trop vite. Beaucoup trop vite.[67] — И добавляет: — L'annse derniere elk a tue deux de mes architectes!»[68]
Архитектор с мученическим видом садится за руль, и внезапно автомобиль срывается с места со скоростью шестьдесят миль в час, подняв тучи пыли, и мчится по буграм и ухабам, петляя по улочкам курдской деревни. Я не удивлюсь, если и этот архитектор, не устрашенный судьбой своих предшественников, окажется жертвой превышенной скорости. Разумеется, виноват всегда автомобиль, а не тот, чья нога жмет на акселератор.
Французская армия проводит маневры. Это приятно возбуждает нашего полковника, прирожденного вояку.
Но его пылкий интерес у французских офицеров понимания не находит — они глядят на полковника с подозрением. Я объясняю ему, что они, вероятно, считают его шпионом.
— Меня?! Шпионом?!! — негодует полковник. — Неужто такое может прийти в голову?
— Очевидно, пришло!
— Да я задал им всего несколько безобидных вопросов! Меня интересуют только технические моменты. Но они отвечают всегда так расплывчато и неохотно!
Бедный полковник! Ему так хочется потолковать с коллегами, а ему все время дают от ворот поворот!
Маневры беспокоят и наших рабочих, но в несколько другом аспекте. Один из них, угрюмый бородач, подходит к Максу.
— Хваджа, а аскеры не повредят моим делам?
— Да нет, они вовсе не приближаются к раскопкам, так что работа не пострадает.
— Да я совсем не о работе, хваджа, я о своих собственных делах.
— А какие это у тебя «собственные дела»?
Рабочий с гордостью сообщает, что он занимается контрабандой сигарет. Провоз сигарет через границу с Ираком — это целая наука. Как только автомобиль таможенников покидает деревню, туда на следующий день прибывают контрабандисты. Макс спрашивает, неужели таможенники никогда не возвращаются на следующий день?
Рабочий смотрит укоризненно. Конечно нет. Иначе у всех была бы куча неприятностей, а так рабочие с удовольствием покуривают сигареты, которые стоят им всего пару пенсов за сотню!
Макс как-то решил выяснить, сколько они вообще тратят на себя денег. Прибывшие из дальних деревень берут с собой из дома мешок муки, этого хватает на десять дней.
Хлеб для них печет кто-нибудь в деревне — делать это самим считается унизительным. Иногда им перепадает рис и кислое молоко. Мы прикидываем цены, и получается, что рабочие тратят на себя всего два пенса в неделю.
Двое турецких рабочих тоже явились разузнать об аскерах.
— Хваджа, они не причинят нам вреда?
— Да с чего бы им причинять вам вред?
Эти турки явно не контрабандисты. Один из кайловщиков успокаивает их.
— Вам-то чего бояться, — говорит он. — Вы же носите кефеды.
Так называется местный головной убор. Арабы и курды в своих кефедах презрительно тычут пальцами в несчастных турок, надевших по приказу Мустафы Кемаля европейские головные уборы, и издевательски кричат: «Турок!
Турок'». Поистине худо здесь приходится всякой голове в кепке.
Вечером, когда мы уже почти отобедали, влетает испуганный Ферид и трагическим голосом объявляет: шейх привел пятерых своих жен на прием к хатун! Я начинаю нервничать. Похоже, я успела приобрести репутацию медицинского светила, совершенно незаслуженно.
Если курдские женщины не стесняясь описывают свои хвори Максу, чтобы он передал мне, то арабские скромницы осмеливаются зайти, лишь когда я одна. Объясняемся мы в основном с помощью пантомимы. Изобразить жестами головную боль нетрудно; в этих случаях самое надежное средство — аспирин. При воспалении глаз — а таковое случается довольно часто — я даю борную кислоту, хотя объяснить способ ее применения уже сложнее.
Я говорю:
— Май харр, — что означает «горячая вода».
Больная повторяет:
— Май харр.
После этого я беру щепотку борной кислоты и говорю — Митл хадха, — и показываю жестом, как промывают глаза. Больная изображает в ответ, как одним духом выпивает раствор. Я качаю головой: это наружное лекарство, пить нельзя — оно только для глаз. Пациентка в растерянности А на следующий день бригадир передает нам, что жена Абу Сулеймана очень благодарна хатун за чудодейственное лекарство. Она промыла им глаза, а потом выпила все до последней капли!
Чаще всего пациентка начинает истово тереть себя по животу. Этот жест может означать либо нелады с пищеварением, либо жалобу на бесплодие. В первом случае отлично помогает питьевая сода, а что до второго.., то же средство непостижимым образом помогает иногда и в этом…
— Белый порошок твоей хатун в прошлый раз сотворил чудо! Теперь у меня двое крепких сыновей-близнецов!