Встречу с Игорем Мальгиным, бывшим сборщиком Уралмаша, Цыганов считал своей величайшей удачей.
Игорь прибыл в механизированную бригаду после окончания курсов механиков-водителей. На курсах он изучил все имеющиеся на вооружении типы танков. В бригаде Мальгин быстро освоился, стал инструктором вождения, но однажды зашел в мастерскую к Цыганову и признался:
— Соскучился по станку и по сборке…
С тех пор почти все выходные дни и свободные вечера Мальгин работал с Цыгановым и Васильевым.
Начали они с создания на БТ-7 небывалой ходовой части.
Колесно-гусеничные машины всех серий БТ имели одну пару ведущих колес и могли развивать скорость только на отличных дорогах. А свернет водитель с шоссе на мягкий грунт — и нужно надевать гусеницы. Скорость машины резко падала, да и времени на смену ходовой части уходило около получаса. Разве противник позволит столько копаться? Минута задержки и та может стать роковой!
Цыганов задумал оснастить танк тремя парами ведущих колес. Вскоре экспериментальная машина была готова. Испытания провели на бригадном полигоне и собирались выйти на окружной, но тут случайная находка Игоря Мальгина дала толчок новым поискам.
2
Испытывали листы новой марки стали. Стреляли бронебойными пулями из станкового пулемета.
То ли невзначай, то ли по какому-то наитию Мальгин поставил две карточки — вырезанные из броневого листа четырехугольники — не под прямым углом, а с небольшим наклоном, как бы падающими назад. Удалился в укрытие. С одной и той же дистанции, одинаковым количеством очередей пулеметчик стрелял по каждой карточке. Когда прозвучал отбой, Мальгин с бойцами выбежал из укрытия отмечать попадания.
В двух наклонных карточках не обнаружили сквозных пробоин, только вмятины, а в тех, что стояли, как обычно, под прямым углом, были и сквозные пробоины, и вмятины более глубокие. Пораженный внезапной мыслью Игорь вызвал по полевому телефону с огневого рубежа Цыганова и Васильева.
Через несколько минут втроем считали вмятины и бороздки, измеряли их глубину. Ставили под разным наклоном другие карточки, стреляли тем же количеством очередей и с той же дистанции. Потом опять считали попадания, измеряли, записывали результаты…
До глубокой ночи просидели они в тот день в казарменной комнатке зампотеха. Цыганову не терпелось тут же найти наиболее выгодный угол наклона броневого листа, но вычислить его он не мог. Васильев предложил обратиться за помощью к заводским конструкторам и вместе с ними спроектировать корпус с наклонной броней.
— Хочешь, чтобы украли нашу идею? Никогда к ним не обращусь, мы нашли — мы и сделаем!
— В нашей мастерской такое не собрать, — поддержал Васильева Мальгин.
Цыганов слышать ничего не хотел.
— На ремонтном соберем. Никому ни слова! Только наркому напишу!
Но Цыганов то ли не успел, то ли передумал писать — объявленные в округе маневры заставили отложить начало работ над корпусом машины с наклонной броней.
3
Быть готовым в любой обстановке продемонстрировать командарму новый колесный ход!
Столько напоминали об этом Цыганову, Мальгину и Васильеву, что командарм мерещился им и на маршах бригады, и в обороне, и на выходе к исходному рубежу для наступления. Однажды Васильев даже поднял ложную тревогу — ему показалось, что с КП комбрига отъехал командарм и его машина движется прямо на них. Потом, во время наступления, напряжение сгустилось настолько, что уже не хватало времени думать ни о чем другом, кроме выполнения задач по маневрам.
На подходе к занятой «противником» роще головной танк взвода разведки наскочил на «минированный» участок и, как определили командиры-посредники, «взорвался». Возглавить разведку предстояло теперь Цыганову, и он, скользнув из башни к Мальгину, своему механику-водителю, кратко изложил обстановку: слева от «минированной» дороги — поле, простреливаемое «противником», справа — прикрытая холмом распаханная низина. Мальгину не нужно было объяснять, что по пахоте другие танки не пройдут, пока не наденут гусеничные ленты, а на это экипажи затратят около тридцати минут. За это время «противник» мог перенести огонь из рощи по неподвижным танкам и расстрелять взвод. Пока основные силы батальона, действующего в передовом отряде, не приблизились на дальность действительного огня, надо было скрытно обойти «противника», двигаясь по скату холма, и атаковать его с фланга или с тыла.
— Прикажите замыкающему предупредить комбата: наша машина идет по распаханной низине.
Мальгин знал, как это опасно, но в сложившейся обстановке такое решение было единственно верным.
— Действуй! — согласился Цыганов.
Накануне прошел проливной дождь, чернозем прилипал к колесам, въедался в пустоты. Машина с каждым метром становилась тяжелее, вязла в грязи. Мотор надрывался, и, чтобы он не перегрелся, Игорь вынужден был сбавить скорость.
Сделав полукруг по склону холма, Игорь почувствовал: машина пошла легче. И когда роща оказалась слева, танк рванулся на холм, атаковал артиллерийские позиции «противника».
Цыганов открыл люк башни, чтобы просигналить комбату ракетой: «Путь открыт! Вперед, по стерне». Но руку не поднял, увидев возле танка командарма. Лобастое лицо с грубоватыми крупными чертами было гневным. Цыганов не знал, что командарм, находившийся на НП, следил в бинокль за их танком и был возмущен дерзостью механика-водителя и командира: как рискнули повести по мягкой пахоте боевую машину на колесах?! «Не иначе плутовство какое-то, обман на учениях!» — раздраженно подумал командарм и, когда танк ворвался на холм, пошел к нему. Он был почти убежден, что корпус и башня этой машины из фанеры, а пушка из жести.
Цыганов соскочил на землю, вытянулся:
— Разрешите доложить, товарищ командующий?
Командарм молча и недоверчиво постучал по подкрылкам, броне бортов и башни, поднял руку к пушке и рассмеялся:
— А я-то подозревал липу… Как же ты умудрился не утонуть в трясине?
— Три пары катков сделали ведущими, товарищ командующий! — улыбнулся Цыганов.
— Что ж вы с комбригом скрывали эту машину?
— Только на днях опробовали.
— Ладно, показывай свои три ведущие!
— Здесь, товарищ командующий, не могу…
— Наведаюсь на этой неделе. Похоже, доброго коня ты армии подарил, товарищ Цыганов!
1
Игорь медленно шагал по улице. Тело освобождалось от давящей тяжести, ломоты. Глаза, долгими часами зажатые смотровой щелью, обрели свободу, простор. Определенной цели у него не было — все равно куда идти, на что смотреть. И все же потянуло к городскому парку.
