За неделю разлуки у каждого накапливалось столько новостей, мыслей, планов, что не терпелось все выложить, и разговор поначалу выглядел сумбурным.
— Биология?
— Профессор сказал: толковая девчонка.
— Мордочку отвернешь после второго «отлично»?
— Уже отвернула. И не нужен мне младший командир — подайте командарма!
— А младший уже рапорт написал: мы с будущим врачом Галинкой решили пожениться.
— Поспешишь — свой танк насмешишь.
Она отшучивалась, смеялась, а сама уже мечтала и верила: они будут вместе.
2
С трех сторон ровного, как столешница, плаца колонны охватили трибуну. На ней — знамя бывшей кавалерийской дивизии, ставшей в начале тридцатых годов механизированной бригадой.
Открыв митинг солидарности с борющейся Испанией, комбриг сказал о мятеже генерала Франко против законного республиканского правительства, о неравной схватке народа с фашизмом.
— Советские люди на стороне героической Испанской республики. И не словами, а делом!
Игорь стоял в двух шагах позади комбрига, дожидаясь, когда ему дадут слово от имени комсомольцев. До начала митинга Игорю казалось, что выступить нетрудно. Уже второй месяц газеты печатали сообщения о сборе денег, одежды и продуктов. Игорь говорил с ребятами своей роты — они отчислили месячный оклад в фонд Испании. Он думал призвать к тому же всех младших командиров и бойцов бригады. Но после речи комбрига понял: нельзя этим ограничиться. Испанцам нужны танки и танкисты, не могут они винтовками противостоять итальянским броневым колоннам и немецким «юнкерсам».
В последнюю встречу Галина спросила: «А тебе, Игорек, не прикажут?..» И слышалась в ее голосе боязнь за него. Но когда он ответил, что нельзя посылать регулярные части Красной Армии на край Европы, она неожиданно удивилась: «А как же женщины, дети? Их калечат, убивают…»
Как в полусне он услышал:
— От имени комсомольцев бригады — слово механику-водителю Мальгину.
Он шагнул к краю трибуны, обхватил ладонями перила:
— Прошу командование послать меня в Испанию.
Они условились встретиться в выходной в городском саду, там, где месяц назад впервые увидели друг друга.
Какие только слова не перебрала она в тот час ожидания, чтобы его обрадовать: «Отлично сдала последний экзамен… Принята в институт… Все прекрасно!..» Но, увидев Игоря, почувствовала вдруг: нет слов.
Он был бледен, голос рвался.
— Прости… Уезжаю… Сегодня…
Ответ пришел накануне вечером: рапорты танкистов-добровольцев удовлетворены. Меньше суток оставалось на сборы, а теперь уж до отъезда — несколько часов. И он не может ничего объяснить Галине…
Каблук солдатского сапога высверливал ямку в утрамбованной дорожке.
— Куда?..
Он продолжал, как конь копытом, рушить под собой землю.
— Надолго?..
На лбу у него выступили градины пота.
— До чего ж ты, Игорек, красноречив сегодня, — попыталась Галя пошутить, но ей это плохо давалось. — Писать будешь?
Он беспомощно опустил голову.
— Не буду спрашивать, не можешь — не говори. А я скажу: меня приняли, слышишь, приняли!
В глазах его блеснула радость, но только на мгновение.
В кулачок сжала она два пальца Игоря и, садясь на скамейку, сняла с него фуражку, вытерла пот со лба, провела мизинцем по вздутой синей жилке.
— Насупился… Я же верю, я же буду думать о тебе, писать тебе, если даже адреса не получу. Откладывать буду письма — прочтешь, когда возвратишься… Может быть, скоро?
— Неизвестно…
Он прижал ее к себе, почувствовал, что кости ее хрустнули, взмолился:
— Прости косолапого…
— Медведушка! Мне от твоих лап не больно.
— У меня к тебе просьба, не откажи, Галочка… Ты будешь получать переводы по аттестату…
— Нет-нет, ни за что! Мы же не муж и жена! И потом, мне ничего не нужно.
— У меня ж никого нет ближе тебя, а деньги, к чему они мне…
— У тебя же дядя в Свердловске — посылай ему.
Она поняла, что он уезжает куда-то далеко, что он по доброте своей и любви хочет облегчить ей учебу, но что-то не давало согласиться.
— Я боюсь… боюсь тебя потерять…
Они сидели, обнявшись, и шептали друг другу слова, полные тески и нежности.
В правительственной командировке
1
Бойкий Николай Цыганов, вхожий во все окружные и центральные военные учреждения, и тот не мог ничего узнать о судьбе Игоря — как будто испарился человек.
Единственное, что он услышал: Мальгин в правительственной командировке.
Что сказать Гале?
Он встретил ее в институте после лекций и, провожая по безлюдному переулку к общежитию, говорил непривычно витиевато и таким тоном, словно узнал в Москве что-то обнадеживающее.
— Что значит правительственная командировка? Жив ли, и этого не знают?.. Может быть, Игоря уже нет…
Ее трясло. В пальто из дешевой хлопчатки без ватина было холодно, но еще холодней становилось от отчаяния.
— Игорь жив! Он вернется! Вот увидишь!
Она испытующе глядела в глаза Николая. Его искренняя вера в Игоря успокаивала, но ненадолго.
— Почему же скрывают? Скажите честно: Игорь в Испании?
Она подумала об этом, когда прочитала в газете телеграмму Центрального Комитета компартии Испании с благодарностью советскому народу за братскую помощь республике. В ответной телеграмме Сталин писал, что трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они отдают себе отчет, что освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего прогрессивного человечества.
В той ответной телеграмме не было и намека на помощь людьми и военной техникой, но не могло же правительство ограничиться отправкой продовольствия и медикаментов. Чьи же танки и самолеты появились у республиканцев, если не советские?.. Какие танкисты, как передает радио, смертным боем бьют фашистов, если не Игорь и его товарищи? Он там, только там!
— Я фельдшер, работала в клинике… — Галя задыхалась и от острого воющего ветра, и от волнения. — И стрелять умею… Я должна в Испанию… Попросите за меня!
Обнадежить?.. Николай знал, что девушек не посылали и не пошлют в Испанию. Но зачеркнуть ее мечту не поднималась рука. А ей казалось, что он может ей помочь, но жалеет — боится как бы не погибла. И его молчание оскорбило Галю. Она остановила Николая жестом, чтоб дальше не провожал, и быстро пошла к общежитию.
Цыганов глядел ей вслед и думал, что вот так, в этом тонком, не для зимы, пальто, в этих резиновых, промерзших насквозь ботиках Галя побежала бы сейчас, если б могла, до самой границы, а там дальше и дальше до Пиренейских гор, за которыми ей мерещится Игорь.
