KISS закончились, мы сольно проехались по театрам и аренам в Техасе, Канаде и на Западе, закончив выступлением на уже хорошо известной территории – в нью-йоркском «Палладиуме».
CBS организовали нам вечеринку по случаю окончания тура – в ночном клубе «Грязь», где мы играли в начале тура. После полуночи мы отыграли короткий концерт, и, пока я драл глотку, не мог не заметить парня, который делал фотки прямо у меня перед носом. Он был мелким и в возрасте, волосы покрашены пергидролем. В руках держал крошечную камеру «Олимпус» и сильно напоминал…
Подожди-ка, да он не напоминает, а это и ЕСТЬ он! Энди Уорхол!
Я знал об Уорхоле все и был огромным поклонником его поп-искусства и авангардных фильмов. Для меня он и был Нью-Йорком, в самом чистом и артистичном смысле этого слова. Буду честен, когда после нашего выступления меня ему представили, я почувствовал себя мальчишкой-фанатом.
– Привет, Энди! – начал я – Спасибо, что пришел! Классное место, правда? Мы уже здесь выступали!
– Серьезно? – медленно тянул слова Энди, продолжая меня фотографировать. ЩЕЛК!
– Да! Мы сегодня «Палладиум» собрали!
– Серье-е-езно? ЩЕЛК!
– Да, и мне очень нравятся твои работы! Очень!
– Да ты чтоооо? ЩЕЛК!
Я выпил пару бокалов, и его красноречивая манера общения начинала меня раздражать. Всегда слышал, что Уорхол был неуклюжим в общении и говорил очень мало, и вот как раз убедился. Но даже если так… Я разговаривал с самим, мать его, Энди Уорхолом!
Я попробовал начать беседу заново.
– Обожаю приезжать в Нью-Йорк!
– Серье-е-езно? ЩЕЛК!
Ну все. С меня довольно! Помимо хлыста в качестве сценического реквизита я еще и наручники стал использовать, и они как раз свисали с ремня, усеянного заклепками. И я почему-то их снял, один наручник надел себе, а другим приковал Уорхола.
Он посмотрел на меня и нервно засмеялся.
– Энди, у меня для тебя плохие новости, – сказал я ему.
– Серьезно?
– Ключи потерял!
– СЕРЬЕЗНО? – он отвечал все теми же словами, но его голос, безусловно, стал выше и волнительнее!
– Нет, дружище. Я прикалываюсь! Вот они! – сказал я, достав ключи из кармана. Видно было, что он почувствовал облегчение.
– О, серьезно? – улыбнулся он.
Уорхол разнообразил свой языковой репертуар и предложил пойти в клуб «Студия 54». Мы вышли на улицу, поймали желтое такси, сели на заднее сиденье и помчались по утреннему Манхэттену.
Я выглядывал из окна, и вдруг до меня дошло, где я и с кем еду. Неужели это правда? Это был не Канзас – или Блоксвич! Мы приехали в «Студию 54», Энди Уорхол потусил со мной две минуты… и пропал. Просто растворился в толпе. И больше я его не видел.
У меня остались фотки с той знаменитой встречи, и когда я на них смотрю, в глаза бросается одна деталь. Моя футболка. На ней был рисунок известного эротического гей-художника, Тома из Финляндии [63], и там изображена настоящая гомосексуальная оргия: изобилие эрегированных членов, ягодиц, фелляции и анального проникновения.
И теперь мне просто интересно: о чем я, на хрен, думал? Я все еще скрывал и с ужасом боялся признаться, хотя футболка, наверное, была чуть ли не неоновой вывеской над головой с надписью: «Я – ГЕЙ!»
Если вы хотите одно фото в момент тревожности и паники, долгие годы сковывающей меня в Judas Priest, – посмотрите на мою фотку с Уорхолом. Я очень хотел признаться и перестать жить во лжи, но не видел возможности этого сделать.
Неудивительно, что я бухал как сволочь…
Наши гастроли должны были закончиться. У меня было меньше недели на Ларчвуд-роуд, чтобы потрещать с Ником, Майклом и Дениз о том, как я познакомился с Шер и приковал себя наручниками к Энди Уорхолу, после чего настало время отправляться в финальную часть нашего странствия: европейский тур на разогреве у AC/DC в поддержку их альбома Highway to Hell.
Это было для нас большим событием. Мы дико котировали австралийских рокеров, которые уже гремели на весь мир. И, как и в туре с KISS, мы знали, что это отличный шанс показать себя сотням тысяч металлюг, которые нас, вероятно, еще не знают. Нужно было, чтобы с нами считались.
Вместо того чтобы спускать деньги на отели, мы решили взять гастрольный автобус и проехаться по Бельгии, Голландии, Германии – в Германии отыграли МНОГО концертов – и Франции. Взяли себе достаточно большой автобус, чтобы уместить группу, технический персонал и оборудование.
Справедливо было бы сказать, что это совершенно лишние траты. Так гастролировать нормально два или три дня, но жить друг на друге несколько недель жутко выматывает. Мы были как загнанные животные, которых запихнули в один автобус, – начинала ехать крыша.
Мы терпеть не могли этот сраный автобус.
С фанатами AC/DC мы ладили нормально, но хедлайнеров практически не видели. Обычно мы заканчивали свое выступление, а ночью ехали в другой город. И спустя несколько дней Ангус Янг вышел и нашел нас.
– Мы вам не нравимся? – спросил он нас.
– А? Ты о чем?
– Вы с нами никогда не тусите!
– О, да мы бы с радостью, – начал я его убеждать. – Ничего личного! Нам сразу же после выступления нужно уезжать, потому что мы живем в идиотском, мать его, автобусе!
– О, да забудь! – сказал Ангус. – Поехали на нашем и пивка выпьем!
Когда до нас дошло, что их «автобус» оказался первоклассным комфортабельным домом на колесах, с кондиционерами и всеми удобствами, мы тут же согласились.
И частенько катались с ними. Парни из AC/DC были милыми ребятами, очень щедрыми, и с ними было здорово. Мы с Боном Скоттом быстро нашли общий язык, два метал-певца, не умолкая, болтали в их гастрольном автобусе (гораздо комфортнее нашего).
Ангус Янг практически не пил. Я спросил у него, почему он и капли в рот не берет. «Потому что после одного бокала я в говно», – сказал он мне. Я не знал, шутит он или нет, но однажды вечером увидел сам и понял, что не шутит. Не успел он выпить бокал шампанского, как тут же валился с ног. Менялся прямо на глазах.
Бон Скотт был полной ему противоположностью. Он пил всегда: этот парень был бездонным. Пил до тех пор, пока не падал на кровать и не отрубался, а на следующий день вставал и выходил прямо на сцену. Вот так и работал.
Бон никогда не выглядел неопрятным и помятым. Казалось, он несокрушимый. В конце тура Highway to Hell AC/DC и Priest обнялись и пообещали снова поехать в тур. Спустя четыре недели Бон умер от передоза. Мы были потрясены.
1979-й мы провожали изможденные, но довольные. Вот это год! У нас был хитовый альбом и синглы, мы прокатились по миру с одними из крупнейших рок-коллективов, завоевали сердца миллионов новых фанатов… и я приковал себя наручниками к Энди Уорхолу.
Я
