его забавных россказней об охоте, и его любовных похождениях.
Компания, сначала довольствуясь одной только литровкой водки – выпили по немножко, всего по рюмке. Ваське Панюнину, обычному специалисту, по разливу пришлось поднести и случайно заглянувшему сюда Алёше Крестьянинову. Беря в руки, рюмку Алёша не стерпел, чтоб не высказаться.
– После трудов праведных не грех и выпить! Как говаривал бывало, мой покойный прадед Павел Крестьянинов.
– Эх, Алёшк всё же и длинное у тебя фамилие, – между прочим, подметил ему Васька.
– Это еще, что, а я вот, когда в Ялте отдыхал, встречал фамилию ещё длиннее! Но конечно не нашу русскую, а грузинскую, из четырнадцати букв, – скромно и сдержанно, в разговор вступил Евгений Семёнович.
– Какую же? – поинтересовался Лабин.
– Врач у нас в санатории был по фамилии Шамшарашашвили.
– А я встречал еще длиннее! – известил друзей Кузьма Оглоблин. – У нас, в гражданскую, был командир полка, фамилия, как сейчас помню Безводноумывайлов, сосчитайте-ка сколько букв тут содержится?
Алёша быстренько на пальцах сосчитал буквы, оповестил присутствующих: «семнадцать».
– Вот это фамилия! – весело улыбаясь, удивлённо заметил хозяин дома Фёдор Михайлович.
Продолжая разговор о фамилиях, по этому поводу, высказался и Яков Иванович Лобанов:
– Уж коль дело на то пошло, сказал он, то давайте договоримся так: кто знает фамилию с наибольшим содержанием в ней букв, того от имени всей нашей компании, провозгласим и присвоим ему почётное звание «короля», и его освободим от уплаты взноса вкладчину, а с остальных соберём в общий котёл, по полтиннику для покупки вина и пива, – предложил он.
– Значит я король! – самодовольно и скороспешно провозгласил себя Кузьма, – вряд ли кто встречал фамилию длиннее, чем нашего полкового командира.
– Нет, Кузьма Дорофеич, я тебя, пожалуй, перещеголяю, – азартно втиснулся в разговор Додонов Иван Евдокимович.
– Я знавал фамилию из 24 букв.
– Какая же это фамилия? – заинтересованно спросил его Евгений Семёнович.
– Мне на заводе, в Нижнем Новгороде, довелось встретить инженера по фамилии «Старомоднопростриженский».
– Вот это да! – с явным восхищением произнёс Федька Лушин.
Мужики весело засмеялись, загалдели, заспорили. Выждав время, когда компания вдоволь насмеётся, и утихомирится, тихо сидевший и из-за скромности пока не принимающий в разговоре участия, в спор вклинился Николай Ершов.
– Я вот всё гляжу на вас и слушаю, вы спорите впустую.
– А что? – спросил у него Васька Панюнин.
– А вот что, знать «королём-то» суждено, на сей день, мне быть, – неторопливо, и выдержано провозгласил он.
– Говори в чём дело? – наседал на него Васька.
– А дело в том, что я знаю фамилию из 30 букв!
Все дружно ему зааплодировавши, поднялся невообразимый шум. А Николай чувствуя себя именинником, торжествовал победу. Обыграв соперников, он предвкушал дармовую выпивку и солидную закуску не на свои кровные деньги, а на чужбинку.
– А всё же, Николай Сергеич, ты еще не сказал, что это за фамилия, – деликатно обратился к нему Лопырин.
– Черезплетеньконогузадергушенский, – гордо и с расстановкой произнёс Ершов.
Все снова зааплодировавши, шум, гам, галдёж, споры в избе усилились.
– Вот это фамилия, – восхищённо протянул Алёша.
– Хохлы да белорусы, на заковыристые и длиннющие фамилии горазды, – между прочим, заметил Лабин.
Начался сбор денег на складчину. Васька Панюнин с шапкой в руках подходя к каждому, изрекал:
– С вас причитается!
В шапку, звеня, летели полтинники, шелестя падали туда рубли.
– Николай Фёдорович, причитается полтинник и с тебя, – подойдя к Смирнову, произнёс Васька. – Осталось вас только трое: Фёдор – хозяин квартиры, с него не полагается, Николай Ершов – с него тем более не положено, он «король», а ты что временишь, и с тебя в общий котёл приходит!
– Пока погожу! – неопределённо и загадочно, но самодовольно произнёс Смирнов.
– Как же так? – опешил Васька. – Ты что, разве против общего нашего уговору?
– Нет, я не против, а целиком и полностью за уговор, – скороговоркой отрапортовал он
– Так плати скорее, не тяни время-то, – тормошил его Васька.
– Короли не платят! – бойко отрезал Смирнов.
Все насторожились, выжидая, что скажет Смирнов дальше.
– Прошу королём провозгласить меня! – громогласно и официально заявил он.
– А по какому поводу? – спросил его Сергей Лабин.
– По такому! Я знаю фамилию из 41 буквы!
– Так говори скорее! – наседали на него.
– Семьпополовинучервизалофиндильвиниковский! – резонно, и не запнувшись, внятно произнёс Смирнов.
– Вот это да-а-а!!!
– Вот это номер! – удивлённо послышалось среди общего шума, аплодисментов и галдежа.
– Ха ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Го-го-го! Смирнов Николай Федорович – король!
Орали, хлопая все. Торжествовавший до этого Николай Ершов сник, он несколько приуныл. Ему страшно не хотелось раскошеливаться и вносить в общий котёл полтинник, который берёг он не на пропивку, а на покупку кое-что ребятишкам к Рождеству.
– Это кто же обладал такой фамилией, не без лексиканского интереса, полюбопытствовал у Смирнова Евгений Семёнович.
– Это был у нас в дивизии белорус, начальник штаба, полковник, – объяснил ему Смирнов.
– А как же его в списке-то помещали, и как он расписывался? – спросил кто-то.
– В ведомости его фамилией занимали три строчки. А расписывался он по-простецки: каллиграфическим почерком, замысловато начертает. И все в дивизии его роспись знали – она бросалась в глаза.
– Эх, чёрт возьми, я и забыл, что послезавтра в «Миколу» я именинник! – вынужденно кладя Ваське в шапку полтинник, громогласно, чтоб все слышали, провозгласил Ершов, пробывший в «королях» всего каких-то пятнадцать минут.
– От себя сношу рубль! – демонстративно, шелестя новенькой рублёвкой, провозгласил Васька.
– За хозяина избы даю полтинник! – прокричал Сергей Лабин.
– А я, водку не пью, даю еще рубль на дюжину пива! – скромно произнёс Лопырин.
За водкой, пивом и закуской услали самого молодого из компании Алёшу и с ним Федьку Лушина. Пока ходили за выпивкой, из-за нечего делать, компания весело разговаривала, еще не утратив впечатления от диковинных людских фамилий. Николай Ершов, решил продолжить об них разговор.
И он начал своё повествование так:
– В гражданскую войну я служил в кавалерии. И вот наш командир эскадрона, тоже со странно фамилией, Хреноплётов, говаривал нам эскадронцам: «Кто вспоймав хоть одного петлюровца, приведёт его, дам отпуск домой на неделю». Я и подзадумался над этим вопросом. Мне страшно захотелось домой понаведаться. По ночам сны мне нехорошие снились. Будто у моей бабы, у жены Ефросиньи, то есть, ноги не теми концами к туловищу приросли. Так вот мне страшно и захотелось побывать дома и доконно узнать об этом, своими руками прощупать, убедиться и что в моих силах, по возможности исправить этот женин досадный дефект.
Все присутствующие в избе, с большим интересом стали вслушиваться в забавное начало Николаева рассказа. Улыбаясь, курили в ожидании хорошего и забавного в его рассказе, пересмеивались меж собой. Николаю не мешали, даже его постоянный неприязненный критик Николай Смирнов, молчал. Все знали, что Ершов своим вялым, пришепётывающим языком, что-нибудь, да договорится до забавного.
Николай продолжал:
– А ещё, во снах, я частенько видел такую, для меня, неприятную картину: в моём личном домашнем хозяйстве, будто бы, каждую ночь, ко мне в огород, прыгая через забор, повадился чужой мужик – вор. А мне в голову взбрело, что он
