Хайнц показал мне две фотографии девушек: очень красивой и довольно бесцветной.
– На какой из них, по-вашему, мне следует жениться? – спросил он.
– Подобные вопросы нельзя задавать на пустой желудок, – попытался я увильнуть от прямого ответа, зная, что Хайнц непременно сочтет мое решение непререкаемым и окончательным.
– А что вы думаете вот об этой? – указал Хайнц на изображение бесцветной девушки.
– Судя по виду, на нее можно положиться, – сказал я, за неимением лучшего ответа.
– Точно так и я думаю, – обрадовался паренек. – У нее от меня ребенок, и она всегда пишет мне и шлет посылки. Очень за меня беспокоится. Я решил написать отцу сегодня… Хочу, чтобы он взял мальчика к себе на ферму, если меня убьют.
Пока мы беседовали, поступил приказ заводить моторы. Сразу началось движение в каждой выемке и ложбине. Я и не подозревал, сколько здесь скопилось сил. Всего собралось не менее сотни единиц различной бронетехники – танков, самоходных орудий, бронетранспортеров и т. д. – любых форм и размеров. Наша 3-я противотанковая рота находилась в середине колонны в относительной безопасности. Но не успели мы отъехать от Нижнего Курпа, как наша 3-я рота получила приказ прикрыть головные танки – значит, опять не повезло. Пока вокруг было тихо, и мы бодро катили вперед по холмам и глубоким лощинам. Внезапно оглушительный грохот разорвал утреннюю тишину – это била русская тяжелая артиллерия. И сразу же вокруг нас стали падать снаряды. А перед нами поперек дороги протянулся широкий и глубокий противотанковый ров.
Сидевшие на танковой броне саперы спрыгнули на дорогу и спокойно пошли ко рву с подрывными зарядами в руках. По борту моей самоходки зацокали пули. Значит, и вражеская пехота была здесь – неприятный сюрприз для нас. Она залегла в глубоких окопах по другую сторону естественной выемки, поросшей высокой травой. Вспышки выстрелов не просматривались, но о ее присутствии возвещала интенсивная ружейная стрельба. Как завороженный следил я через свой смотровой прибор за рослым унтер-офицером, шагавшим, не укрываясь, под градом пуль и прикреплявшим фугас к стенке рва. Неожиданно раздался громкий треск: пуля попала в смотровой прибор. Когда я высунул голову над лобовой броней, то унтер-офицера уже не было: очередной вражеский снаряд разнес его буквально в клочья. Еще один сапер подполз и запалил бикфордов шнур. Затем я увидел, как он дернулся, перевернулся и затих. А пули продолжали свистеть низко над головой, и пришлось спрятаться за броню. Как видно, противник уделял нам особое внимание, быть может, потому, что, находясь на самом краю левого фланга, мы представляли собой великолепную мишень.
Тяжелые снаряды продолжали падать и разрываться вокруг нас, и я с завистью смотрел на танки с закрытыми башенными люками, тогда как мы на нашем истребителе танков «Мардер-II» были уязвимыми сверху и сзади.
Но вот взорвался первый фугас, затем второй и третий. Как саперы ухитрились это сделать под столь интенсивным огнем, было для меня загадкой. И уже первый танк прокладывал дорогу через ров, который не смог существенно снизить темпы нашего наступления. Вплотную за ним последовало мое самоходное орудие, сначала скатившись вниз, а потом взобравшись вверх по склону. Поднимаясь, я, к своему ужасу, заметил пылавшие два наших танка, подожженные снарядами или подорвавшиеся на минах. Но времени долго размышлять над случившимся у меня не было, снаряды рвались вокруг с прежней интенсивностью. Стараясь выйти из-под артиллерийского обстрела, я непрерывно маневрировал: менял позицию и скорость движения. Внезапно на шее сзади я почувствовал какую-то влагу. Провел рукой по шее, и моя ладонь оказалась в крови. Но я не был ранен; потом я увидел кровь, густую алую кровь, капавшую через щели вокруг позиции наводчика.
– Ты ранен, Карл? – крикнул я по внутреннему переговорному устройству.
– Нет, не я, – ответил Карл. – Это Хайнц. Передай-ка мне индивидуальный пакет.
Я протянул Карлу аптечку с перевязочными средствами, но через минуту он тихо сказал:
– Мне кажется, Хайнцу конец… Я уже использовал пять бинтов… Он без сознания.
– Будь сам осторожнее, не высовывайся! – заорал я и в тот же момент услышал, как Карл вскрикнул. Я моментально прыгнул наверх и, перевернувшись через голову, распластался рядом с Карлом. Он был ранен легко в челюсть. А вот с Хайнцем дела обстояли совсем плохо. Ему разворотило нижнюю часть живота. Перевязав Карла, я зарядил пушку и выстрелил по позициям противника, потом еще и еще. И интенсивность вражеского огня действительно несколько снизилась, хотя я стрелял особо не целясь.
– Кто-то там шевелится, – неожиданно крикнул стрелок-радист и, развернув пулемет, выпустил несколько очередей, но тут же прекратил, посылая в воздух проклятия: пуля невидимого русского солдата пробила ему правую руку.
Я быстро перевязал его и направил свою самоходку к командирскому танку. Ротный был очень огорчен.
– Как можно скорее поезжайте назад и ждите дальнейших указаний во втором эшелоне, он расположился где-то в окрестностях Нижнего Курпа.
Мы развернулись и помчались в тыл на предельной скорости. К моему удивлению, мы продвинулись вперед более чем на шесть километров, пехота далеко отстала, находясь все еще вблизи исходных рубежей. На обратном пути мы попали под ураганный огонь из всех видов стрелкового оружия. Казалось, что вся местность вокруг кишит красноармейцами. Они лезли из всех щелей и укромных уголков. Несмотря на ранение, мой радист приладил пулемет на место и дал длинную очередь, оставляя позади цепочку трупов. Мы с Карлом возились у пушки, поддерживая огнем пулеметчика и швыряя ручные гранаты. Одна из них попала прямо в окопчик, и через мгновение оттуда взрывом выбросило тело красноармейца. Один из солдат противника, невзирая на свинцовый ливень, неотступно бежал за нами, держа в руке противотанковую гранату, которую, как видно, намеревался бросить в нас. Я невольно даже залюбовался его одухотворенным лицом, выражением отрешенности от всего земного и непоколебимой решимости. Но он представлял для нас реальную угрозу, и пришлось с ним расправиться.
Наконец показались первые дома Нижнего Курпа, и я, после расспросов, нашел дорогу к главному перевязочному пункту. Хайнц был еще жив, когда мы его клали на носилки, но умер до прихода врача. Страшно расстроенный потерей, я получил его немудреные пожитки, в том числе и два любительских снимка. Письмо отцу он написать не успел.
Двое раненых из моего орудийного расчета остались на перевязочном пункте. Расставание с ними далось нелегко.
– Проклятое невезение! – повторял Карл с досадой.
