А тут не знаешь, что делать. Набрал пятьсот метров высоты, и хоть бы одно оконце найти в облаках и увидеть землю. Нет просвета – сплошная темно-серая гладь.
Что же делать? Вернуться в Москву? Нет, это не в моем характере. Решил испытать счастья и пробиваться вниз. Нырнул в облака. Солнце скрылось. Кругом сплошной туман. А земли не видать. Высота всего пятьдесят метров, можно врезаться в мачту или наскочить на высокую заводскую трубу.
Вдруг впереди стал вырисовываться холм. Даю полный газ, тяну ручку на себя, стараюсь перетянуть препятствие и одновременно отворачиваю машину влево. И случайно вижу – темнеет лес. Поставил машину на привычный курс и пошел бреющим полетом над самой землей, хорошо отличая черный лес от белого поля.
Глянул на часы. От силы через десять минут должен быть Ленинград. Проходит пятнадцать, двадцать пять минут, а внизу сплошной лес. Дальше по прямой идти опасно, можно махнуть за границу, попасть в Финляндию. Повернул самолет обратно. Видимость стала лучше. Но Ленинград найти не могу. Неужели придется возвращаться в столицу? А куда матрицы девать? В последнем полете и так опозориться?
Вдруг справа навстречу мне блеснули рельсы железной дороги. «Здорово! – вырвалось вслух у меня. – Эта дорога, вероятно, и идет из Эстонии или Пскова в Ленинград, она же приведет меня прямо на аэродром». Сразу стало веселей. С надеждой гляжу на горизонт, вот-вот должен быть город, а его нет и нет. Вдоль железной дороги лечу уже минут тридцать. Мелькнула маленькая станция, тут же большое селение, а рядом ровное поле или луг, покрытый снегом. «Вот и хорошо, – подумал я. – здесь можно посадить самолет на снег, и станция рядом. Если через пятнадцать минут не будет аэродрома, вернусь сюда и сяду». Проходит и этот срок. «А если я лечу на Волхов? – мелькнуло в голове. – К тому же компас ведет на северо-восток!»
Из-за поворота навстречу показался поезд. Принимаю твердое решение вернуться к замеченной маленькой станции, сесть и сдать матрицы на поезд. Хоть с опозданием, но все-таки они попадут в Ленинград.
Вот и поле. Лыжи мягко коснулись ровного снега. На всякий случай отстегнул ремни, чтобы выскочить из кабины, бежать скорее на станцию – не опоздать бы к поезду! Выключил мотор. Сейчас машина остановится. Но что это?.. Сильный толчок, треск, самолет взмывает вверх, какая-то невидимая сила бросает его на крыло, конец которого зарывается в глубокий снег, опять треск, и все стихает. Очевидно, лужайка не была такой ровной, как показалось.
Меня как паралич хватил: сижу с открытым ртом, без движения.
«Вот и кончился наш второй перелет на Камчатку!»
Механик Бассейн пулей выскочил из кабины, обошел самолет, внимательно все осмотрел и поспешил успокоить меня:
– Не падайте духом, командир, машину можно отремонтировать на месте… Только бы запасные части доставить сюда… Вон какое село большое, люди помогут, да и своих рабочих можно вызвать из мастерских!
Я, ободренный, выпрыгнул из машины. Из села уже бежали к нам люди, но мне не до них. Скорей к поезду!
Хватаю плоский ящик с матрицами и с ходу кричу механику:
– Флегонт! Срочно составь список нужных частей и сообщи мне по телефону в Ленинград, в редакцию «Правды». Я постараюсь как можно быстрей доставить все необходимое и рабочих прислать… Жди!
Одна мысль сейчас мною владела – не оставить Ленинград без газеты. Ноги вязли в снегу. Где-то далеко загудел паровоз. Я падаю в сугроб, вскакиваю и снова бегу.
Начальник станции или дежурный в красной фуражке стоит на пустынной платформе, с удивлением смотрит на меня, не делая шага навстречу.
Как видно, он совсем опешил, увидя в этот ранний час человека в необычной одежде – на мне был комбинезон и шлем, – бежавшего, спотыкаясь в снегу, прижимая к груди плоский ящик. Не мог ведь он знать, что я в самом деле, как это говорится, «с неба свалился». И совсем поставили железнодорожника в тупик мои нелепые вопросы:
– Какая это станция? Сейчас будет пассажирский поезд, куда идет, не знаю, но все равно мне нужно на нем ехать!
– Успокойтесь, гражданин. Видите, я вышел встречать скорый поезд, он следует в Ленинград, только у нас скорые и курьерские поезда не останавливаются.
– Почему не останавливаются?
– Скорый – не почтовый, чтобы на каждом полустанке торчать!
– А вы остановите! – я показал на ящик: – Здесь матрицы газеты «Правда», они должны быть утром в Ленинграде. Прошу остановить поезд!
– Я русским языком говорю: не имею права! Меня уволят за задержку скорого!
Поезд должен был подойти с минуты на минуту.
Я вспомнил про удостоверение, которое мне выдали в редакции. Хотя успел уже забыть, что там написано, но на всякий случай сунул его железнодорожнику в красной фуражке. Он надел очки, исподлобья поглядел на меня, как бы оценивая, развернул бумажку, начал читать и вдруг, поправив очки, вторично прочел вполголоса:
– «И имеет право останавливать поезда…» Чего же вы молчали, что у вас такой важный груз? – в свою очередь стал он кричать на меня.
Показался поезд. Железнодорожник прошел вперед, поднял красный флажок. И когда скорый замедлил ход, я вскочил на подножку вагона, помахал рукой доброму человеку и вошел в тамбур.
Поезд выручил самолет.
В полдень ленинградцы читали «Правду».
…На другой день утром на «Красной стреле» я прибыл в Москву и, не заезжая домой, отправился в отряд. Рассказал я командиру о своих злоключениях и попросил подписать отношение в мастерские с просьбой отпустить одного рабочего для ремонта самолета и выдать винт, одну лыжу, заднюю стойку шасси, полотно, клей, краску.
Бригадир Маштаков сразу согласился ехать со мною. Все, что надо, мы с ним получили, а отправлять не можем. Предметы громоздкие, их не принимают в багаж пассажирского поезда. А если отправить их, как нам предлагали, с товарной станции малой скоростью, они придут на место через две-три недели.
Я опять побежал к командиру отряда. В это время в его кабинет вошел лётчик Шевченко и доложил, что готов на рассвете лететь в Ленинград с матрицами.
– Выручай, друг, захвати с собой одну лыжу и пропеллер! – взмолился я.
– Они же не войдут в кабину! – заметил командир.
– А что, если привязать все снизу, к фюзеляжу? – предложил Шевченко.
– Правильно, – радостно воскликнул я. – Разрешите, товарищ командир! А я с рабочим доберусь туда на поезде.
Шевченко по возвращении из Ленинграда приземлился на месте нашей вынужденной посадки. Флегонт Бассейн принял его самолет по всем правилам аэродромной службы.
В мое отсутствие бортмеханик не терял зря времени. С помощью сельских ребят, которые все мечтали стать летчиками, он снял левое крыло, открыл полотно обшивки. Оказался сломанным главный лонжерон. И опять выручили ребята. Они привели из деревни старика столяра Митрича. Мастер он был отличный. Митрич так срастил лонжерон, что в месте поломки он стал прочнее, чем был. Только когда обтянули крыло новым полотном, на его передней кромке образовался небольшой бугорок. С этой шишкой на крыле можно летать сколько угодно.