Она видит себя в Штутгарте, в Копенгагене, видит товарищей, торжественно принимающих те самые решения., которые они сегодня с таким же серьезным выражением лица нарушили! В ушах беспокойной и горько разочарованной Клары звучит колокольный звон — глухой, таинственный, предостерегающий звон колоколов Базельского собора… Больше нельзя было тешить себя ни надеждами, ни мечтами — в ту ночь Клара совершенно ясно поняла, что с колокольни Базельского собора прозвучал похоронный звон II Интернационала!
Восемь ударов, прозвучавших с колоколен многочисленных церквей и церквушек Штутгарта, выводят женщину в пролетке из раздумий. Она выпрямляется и просит кучера ехать быстрее. Чаще стучат копыта лошади. На широком, изборожденном морщинами лице Клары снова появляется уверенность. Да, и вслед за той страшной ночью наступило утро! Теперь надо заново собрать воедино самых стойких товарищей. Она обдумала тот путь, на который следует встать. А Роза Люксембург уже пошла по нему, это доказало ее обращение по телеграфу ко всем руководящим членам партии с призывом протестовать против войны. Клара всегда оставалась смелой революционеркой. С радостью, без колебаний ответила она Розе, что готова к протесту и к любому делу. Не много подобных выражений согласия, должно быть, получила мужественная Роза Люксембург.
В эти дни «Равенству» в последний раз было суждено свободно, без цензуры, разговаривать со своими читателями. Газета заклеймила как гнусную, преднамеренную ложь распространяемые буржуазной печатью вымыслы о «германском крестовом походе» против «варварской России и наступающего славянства». «Равенство» опубликовало корреспонденции о героических забастовках, которые с особой силой развернулись на востоке Европы в последние месяцы перед началом войны. «Революционная борьба наших русских братьев и сестер в эти роковые дни сохраняла в мире мир до настоящего времени. Мы не должны быть малодушнее и слабее их. Они продолжают бороться, не боясь ни тюрьмы, ни ссылки, ни даже смерти. Их славная борьба за гарантированные политические права показывает нам на деле, на что способен полный решимости и готовый на жертвы рабочий класс».
Конечно, большинство немецких пролетариев не малодушны, но их предали их вожди. Очень многие штутгартские рабочие порицают это предательство. Вот и теперь у входа в дом, где будет происходить собрание, несколько человек горячо спорят. Они прекращают словесный бой, чтобы помочь «своей Кларе» вылезти из пролетки. Быстрой походкой, без малейшего признака слабости входит ома в зал, битком набитый рабочими, ожидающими начала собрания. Карл Либкнехт идет навстречу Кларе, крепко пожимает ее обе руки и торопится на трибуну.
К нему приковано внимание всех присутствующих. Во многих взглядах Клара видит жажду борьбы. Неужели и Карл Либкнехт будет подпевать ура-патриотам, неужели и он заделался социал-шовинистом? Клара спокойна: она давно знает, что Либкнехт принадлежит к числу стойких борцов.
Нет, оратор не ура-патриот. Этого никто не сможет утверждать. Либкнехт говорит слушателям, что 4 августа он голосовал за военные кредиты исключительно в силу «партийной дисциплины» и что он по-прежнему стоит за решения II Интернационала, направленные против войны. Многие сумрачные лица проясняются при этих словах: Либкнехт не изменил своим убеждениям! Но в зале находятся и такие члены партии, которые во время дискуссии показывают себя «патриотами» и даже видят некий «патриотический подвиг» в одобрении военных кредитов социал-демократической фракцией. «Карл Либкнехт, — писала несколько лет спустя Клара, вспоминая собрание в Штутгарте, — выбил оружие лживых умозаключений из рук тех, кто защищал позицию, занятую руководящими социал-демократами в рейхстаге».
Буря аплодисментов то и дело прерывает речь Либкнехта. Этот революционный пыл штутгартских рабочих вызывает в Кларе такую радость, что она совсем забывает о всех своих тяготах. Либкнехт покидает трибуну под гром аплодисментов. Тогда поднимается широкоплечий пролетарий с энергичным лицом. О чем он будет говорить? Его речь посвящена многим важным вопросам. Он в самых резких выражениях критикует Карла Либкнехта за его поведение в рейхстаге. «Пролетарии и пролетарки, все левые, принимавшие участие в дискуссии, — писала Клара позже, — были единодушны в том, что его голосование за военные кредиты было проявлением половинчатости и непоследовательности. В интересах международного революционного социалистического движения следовало громко и решительно сказать: «нет!..»
Среди рабочих, присутствующих в зале, — сильное возбуждение. По окончании собрания Карл Либкнехт признается в кругу друзей:
— Я вообразил себе, что мне придется отказываться от лавровых венков, а на самом деле получил порядочную взбучку. Но этот урок, преподанный устами рабочих, пойдет мне на пользу. Вы еще убедитесь в этом!
Он сдержал свое слово. Уже 10 сентября 1914 года Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Клара Цеткин и Франц Меринг выступают с публичным заявлением, осуждающим проводимую Германией политику войны. Протест «горсточки четырех стойких», как называли этих немногих по-настоящему мужественных людей, заставляет рабочих прислушаться.
А 2 декабря того же года в германском рейхстаге раздается смелое «нет!», сказанное Карлом Либкнехтом против военных кредитов. Это маленькое, но веское слово перелетает через границы Германии. Оно доходит до слуха Анри Барбюса и Ромен Роллана и убеждает их, что Карл Либкнехт представляет собой иную, лучшую Германию.
Клара Цеткин воодушевлена подвигом Либкнехта. Она тоже не бездействует. Она не из робких, хотя всегда соблюдает осторожность. Несмотря на все трудности, Клара в самый разгар войны принимается за дело установления взаимопонимания среди женщин различных стран, за дело, которое пробуждает новые надежды во всех мечтающих о мире людях!
Подлинный революционер, борющийся за социализм, отличается не только дисциплиной, бесстрашием и мужеством, но и готовностью в любой момент пожертвовать жизнью в интересах дела. Клара Цеткин в полной мере обладает всеми этими качествами. Она без колебаний поднимается на борьбу с войной. Вдвойне тяжело и опасно вести эту борьбу в Германии, где шовинистические настроения и жажда завоеваний вызвали настоящий угар, который частично охватил и социал-демократическую партию. Один из руководителей партии демонстративно вступил добровольцем в кайзеровскую армию. Поэтому борьба Клары направлена не только против власть имущих: против кайзера и его офицеров, против хозяев военной промышленности и банков, против чиновников — короче говоря, против всей империалистической Германии, но одновременно и против шовинистов, находящихся среди социал-демократии.
