Русские революционерки хотят, чтобы левые социал-демократы других стран извлекли урок из их столь дорогой ценой оплаченного опыта. Поэтому они предлагают потребовать в манифесте не только окончания войны, но одновременно и основания в каждой стране идеологически ясной, дисциплинированной революционной партии, как предпосылку для решительной борьбы. Русские революционерки, однако, остаются в меньшинстве. Делегатки всех остальных стран голосуют за манифест в его первоначальной редакции. Они придерживаются мнения, что в настоящий момент важна только одна цель — добиться мира[31].
Вильгельм Пик[32], один из тех, кто сопротивлялся тогда предательской политике вождей немецкой социал-демократии, пишет в наши дни о Бернской конференции:
«Хотя резолюции конференции выявили идеологическую слабость и колебания, но самый факт созыва конференции и манифест, распространявшийся нелегально как в Германии, так и в других воюющих странах, оказали большое влияние на все враждебные империализму силы».
Открытый протест «горсточки четырех стойких» и особенно отказ Карла Либкнехта голосовать за военные кредиты, помогли многим настоящим социалистам бороться с чувством горечи, возникшим в результате позорного провала II Интернационала. Манифест пробудил в них новые надежды. Еще не все было потеряно! И по сей день у старейших ветеранов немецкого рабочего движения загораются взоры, когда они рассказывают о днях и неделях, последовавших за Бернской конференцией. С юных лет с охотой и радостью жертвовали они партии последний грош и свое ограниченное свободное время, но они никогда — ни до этого, ни после — не бегали вверх и вниз по лестницам с таким огромным воодушевлением и самоотверженностью, как при нелегальном распространении Бернского манифеста.
Клара Цеткин опиралась на проверенных и преданных работниц. Но, имея большой опыт подпольной работы, она проявляет величайшую бдительность. Клара с особой тщательностью соблюдает все меры предосторожности, чтобы не дать кайзеровской юстиции ни малейшего повода для вмешательства. Тем большее удивление испытывает Клара, когда ее неожиданно арестовывают и предъявляют обвинение в совершении «поступков, являющихся государственной изменой». Выдала она себя чем-нибудь? Или в рядах старых соратниц находятся предательницы? Сколько ни ломай голову, все безрезультатно.
В конце концов Клара узнает, что подруга, которой она писала о намечаемой Бернской конференции, пошла с этим письмом в правление партии. Больно, конечно, сознавать, что человек не оправдал твоего доверия, но как могло это повести к аресту? Только в день судебного разбирательства Кларе становится ясно, на чем основывается почти все обвинение: руководство социал-демократической партии официальным циркуляром предупредило всех членов партии о том, что распространение манифеста повлечет за собой наказание! Перед судьями Клара держит себя в руках, но ей стоит больших усилий подавить возмущение гнусным поведением товарищей по партии. Она понимает, что правление партии разослало этот циркуляр, чтобы натравить на нее прокурора. Что за гнусные предатели! Что за лакеи и подхалимы!
Клару Цеткин заключают в тюрьму города Карлсруэ. Тех, кто имеет мужество призывать народы к борьбе со страшным кровопролитием, быстра лишают свободы! Но и в тюрьме Клара не падает духом. Один товарищ, который как раз в ту пору отбывал заключение в Карлсруэ, рассказывал много лет спустя, что из окна своей камеры он наблюдал, как Клара очень живо и почти весело помогала тюремной надзирательнице развешивать белье и в то же время о чем-то горячо спорила с надзирательницей и несколькими заключенными.
Хотя Клара и обладает достаточной энергией, чтобы даже тюрьму превратить в место политической агитации, но при всей своей силе воли она не в состоянии помешать ухудшению здоровья. Силы ее тают прямо на глазах, и издательство Дитц, которое уже несколько лет как стало собственностью партии, взяло на поруки свою многолетнюю сотрудницу.
После освобождения из тюрьмы Клара, еще более больная, чем когда-либо прежде, снова возвратилась к работе в редакцию. Но Клару, словно жало, мучила мысль, что ее заключение лежит на совести бывших товарищей по борьбе. Но эти горькие чувства не ослабили в ней духа сопротивления. Уже в следующем номере «Равенства» она высказала благодарность всем истинным друзьям за доказательства симпатии, которое они выразили ей во время заключения. Пропустит ли цензура эти несколько строчек?
Нет, из соображений «государственной безопасности» даже эта короткая статья может появиться только в исковерканном виде, без последнего абзаца. Оставшееся незаполненным место в конце текста призывает читательниц газеты не ослаблять усилий в их борьбе.
За Бернской конференцией, при организации которой Клара Цеткин проявила большое мужество, следуют такие же смелые подвиги других товарищей.
Карл Либкнехт призывал молодежь созвать конференцию против войны. Во время демонстрации, которую, требуя мира, устроили перед германским рейхстагом женщины, был арестован Вильгельм Пик. На международных конференциях в Швейцарии — в Циммервальде и Кинтале[33] — собрались лучшие представители мирового пролетариата, чтобы найти средства прекращения империалистической войны. Ленин указал им на путь большевиков, но не все еще социалисты последовали его совету.
Немецкие левые не бездействовали. В январе 1916 года состоялась первая общегерманская конференция группы «Интернационал», которая стала называть себя «Группой Спартака», а позже приняла название «Союз Спартака»[34]. В создании этой группы участвовала и Клара Цеткин.
Так постепенно образовалось ядро новой, действительно революционной партии, ядро, состоявшее из самых верных и самых самоотверженных марксистов.
К ним принадлежала и Клара Цеткин, которая осмелилась среди шовинистического угара призвать всех женщин-социалисток бороться с войной,
Клара Цеткин уже на протяжении двух лет боролась всеми методами, легальными и нелегальными, против безумия войны, чей кровавый сапог упрямо растаптывал цветущие человеческие жизни, плодородные земли, города и деревни. Кто в состоянии обуздать это зло?
Победные праздники действовали в Германии, словно наркотик: народ не должен был проснуться от патриотического угара! Но колокола, которые бес-прерывно трезвонили «победу», не заглушали больше плача жен и матерей по убитым, крика голодных детей и громкого ропота страдающих от холода и нужды. 1 мая 1916 года Карл Либкнехт, обращаясь к рабочей демонстрации, происходившей на Потсдамской площади в Берлине, провозгласил: «Долой войну! Долой правительство!» Тотчас же на него набросились сыщики. Вильгельмовская юстиция приговорила Либкнехта за его мужественный поступок к многолетнему заключению в каторжной тюрьме. Рабочие не примирились с этим приговором. Они ответили на него многотысячными демонстрациями и забастовками.
