Вам — прибавить 4 листка, мне — уродовать вещь. Сократив когда-то мое «Искусство при свете совести», Вы сделали его непонятным, ибо лишили его связи, превратили в отрывки. Выбросив детство Макса и юность его матери, Вы урезали образ поэта на всю его колыбель, и в первую голову — урезали читателя.
То же самое Вы, моею рукой, сделаете, выбросив середину Пимена, т. е. детей Иловайского, без которых — Иловайский он или нет — образ старика-ученого не целен, не полон. Вы не страницы урезываете, Вы урезываете образ. Чтоб на 8 стр<аницах> сказать ВСЁ об этой сложной семейственности, сколько мне самой нужно было ОТЖАТЬ, а Вы и это отжатое хотите уничтожить?! [448]
Ведь из моего «Пимена» мог бы выйти целый роман, я даю — краткое лирическое Живописание: ПОЭМУ. Вещь уже сокращена, и силой большей, чем редакторская: силой внутренней необходимости, художественного чутья.
Если дело только в трате — выход есть: не оплачивайте мне этих 8 стр<аниц>, пусть идут на оплату типогр<афских> расходов: денежному недохвату я всегда сочувствую: это для меня не урез, не это — урез.
Если же Вы находите, что вещь внутренне-длинна, неоправдано-растянута и эти 8 стр<аниц> для читателя лишние — Старый Пимен остается при мне (я при нем), а Вам я пишу что-нибудь на те 300 фр<анков> прошлотермового авансу, которым Вы меня когда-то выручили, за что сердечно-благодарна. Чему они в печатных знаках равняются?
Сердечный привет
Марина Цветаева
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 199-201. СС-7. С. 448 450. Печ по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 38–40.
<Не позднее 9 декабря 1933 г.> [449]
Милый Вадим Викторович. Я слишком долго и тщательно работала над этой вещью, чтобы сократить ее хотя бы на строку. Проза поэта — другая работа, чем проза прозаика, в ней единица меры, не фраза, не слово, <над строкой: а слово, а из песни слова не выкинешь. Это Вам подтвердит каждый поэт>, а часто — слог. <зачеркнуто: Дом у Старого Пимена> — Не могу разбивать художественного и живого единства. НЕ МОГУ. Как не могла бы приписать ни одной лишней строки. Поэтому, так как я Вам должна на 3 строки больше… Не можете целиком — пусть останется до другого, более счастливого случая, либо — в посмертное, т. е. в наследство Муру, как добрая половина написанного мною в эмиграции и эмиграции не понадобившегося, хотя всё время и плачется, что нет ни хорошей прозы и стихов.
Я в эмиграции Я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с 1910 г. (Моя первая книга стихов имеется в Тургеневской библиотеке), а нынче (1933 г.), а меня всё еще считают <зачеркнуто: девчонкой> либо начинающей, либо любителем, которую можно сокращать. Либо я писатель здесь — либо нет. <зачеркнуто: Противно прибегать к СТАЖУ>, <поверх строк: В России мои стихи используются в хрестоматиях, как образец образной краткой речи, сама держала в руках и я эти книги,> за (1922 г. <зачеркнуто: — 1933 г.) 13 лет эмиграции делаю впервые Кроме того, знаю от В<еры> Н<иколаевны> Буниной, что моя вещь> но меня на это вынуждают. <зачеркнуто: Равно как я бы никогда не сослалась бы на похвалу Бунина, <зачеркнуто: читавшего> объявившего
Единственное, что могу Вам и редакции предложить — отказаться от гонорара за лишние страницы что покроет типографские расходы. Так я теряю только деньги, иначе я теряю вещь.
У меня в конце концов есть стаж>
У меня есть стаж и за меня читатель, и не только читатель читающий, но и читатель пишущий: писатель, <зачеркнуто: например Бунин> ибо спросите самых разных: Ходасевича, Бальмонта, Бунина, Ремизова и каждый Вам скажет, что я в праве быть напечатанной целиком. Знаю от В<еры> Н<иколаевны> Буниной (и письменно и устно), что моя вещь на Бунинском Бельведере читалась в первую голову и объявлена лучшей в книге [450].
Не в моих нравах говорить о моих <зачеркнуто: внешних> правах и преимуществах, как не в моих нравах, также, переводить их на/во внешнее, <зачеркнуто: но моя скромность довела меня не только до полной нищеты / если бы моя скромность доводила меня только до нищеты>: зная себе и своей работе и своему времени цену цены никогда не набавляла, всегда брала что* дают! но когда дела касаются существа моей работы: моей жизни, я о <зачеркнуто: себе> своем праве на <зачеркнуто: свое> существование как писателя заявить должна.
Теперь —
<зачеркнуто: Вот моих два реальных> Вот мой ответ по существу.
Теперь: два реальных предложения: отказываюсь с радостью от гонорара за лишние 8 страниц на покрытие типографских расходов. В этом случае я потеряю только деньги, иначе сократить — я потеряю вещь.
2) Не идет и это — берите моего Лесного Царя, возвращенного мне из Последних Новостей.
Второе: неприемлемо и это — 300 франков Вам долга отработаю. Чему они в прозе равны, какому количеству знаков? Не забудьте ответить. С Муром дело отдельное: первый ученик, не снимает креста [451], а платить нечем и долг уже более 100 франков (месяц учения и 40 франков учебников).
Я понимаю, что у Вас на мои 8 страниц может не быть <зачеркнуто: места> денег, я не принимаю, что у Вас на мои 8 страниц может не быть места. И — голод не голод, холод не холод, терм не терм, я с этого места — не сойду, моего глубочайшей и праведной уверенности — не сойду.
Впервые — Красная тетрадь. С. 176, 178. Печ. по тексту первой публикации и с допущениями, принятыми в настоящем издании при публикации черновиков (см. От составителя).
Clamart (Seine)
10. Rue Lasare Carnot
11-го декабря 1933 г.
Дорогая Анна Антоновна, только что Ваше письмо, откликаюсь сразу и сразу начинаю с просьбы: пришлите мне Вашу карточку! Какую хотите: либо последнюю, либо 1923 г. — 1925 г., когда мы с Вами встречались, и очень бы хотелось Вас — молодую (тогда). Знаете ли Вы — Вы, конечно, знаете! что Вы совсем, целиком, из чудесного женского мира Лагерлёф и Унсет, что те — Ваша
