Ознакомительная версия.
Но монашеская одежда уже никого не спасала. Даже славнейшего Петра Михайловича Щенятева, победителя ханов и генералов, магистров и королевских гетманов, царь «вынул из монастыря», чтобы самолично запытать насмерть, зажаривая на раскалённой сковороде и вбивая иглы под ногти.
Не спасся и Иван Иванович: осенью 1569 года, раздосадованный неожиданной победой Петра Серебряного над турецко-крымской армией, Иван Грозный повелел утопить старого полководца в реке. Как и Щенятев, Пронский был уничтожен вместе с ближайшими родичами. Жена его скончалась от горя в 1570 году.
В том же году летом был казнён Иван Григорьевич Выродков. После Казанского взятия он выстроил в 1556 году крепость в Галиче, а весной следующего года выехал на берег Балтики. В Нарве ещё сидели немцы, а московский дьяк ставил в устье реки Наровы город-крепость и гавань «для корабельного пристанища».
Темпы строительства представляются нам сейчас невероятными: в апреле Иван Григорьевич выехал из Москвы, а в июле был уже «поставлен град от немец усть Наровы реки на розсене у моря для пристанища морскаго корабельнаго». Город и гавань на протяжении всей Ливонской войны служили базой русских боевых кораблей, действовавших в Балтийском море.
В 1558 году мы обнаруживаем Выродкова в Астрахани. Дьяк построил прочную крепость и активно занимался внешнеполитическими связями. Он завязал дружеские отношения с детьми ногайского хана Исмаила и кавказскими князьями; помогал дьяку его сын Василий. В 1559 году по договору с Иваном Григорьевичем ногайские рати воевали Крым; новые успешные походы на владения крымского хана были совершены в 1560 году.
После Астрахани Выродков, видимо, воевал на западе. Его тяжёлая боевая кольчуга с чеканными надписями на кольцах, сработанная в Москве, оказалась замурованной в стену древнего здания в Орше. В конце 1560-х годов Иван Григорьевич возглавлял штат главного военного ведомства России — Разрядного приказа, занимавшегося формированием и снабжением полков, разработкой планов стратегического развертывания армии и важнейших боевых операций.
В июле 1570 года Выродков в числе многих других крупных административных деятелей был неожиданно схвачен. Обречённых вместе с жёнами и детьми, всего более ста человек, привязали к деревянным брусьям, и царь Иван Грозный со своими молодыми сыновьями собственноручно убивал их пиками и саблями. Женам и детям рубили головы бояре. Этим ещё повезло, потому что царь «у многих приказал вырезать из живой кожи ремни, а с других совсем снять кожу, и каждому своему придворному определил, когда тот должен умереть, и для каждого назначил различный род смерти», — писал очевидец.
Иностранцев эти беспричинные зверства удивляли, Русь же потеряла им счет и, казалось, замерла в оцепенении. В 1571 году крымский хан беспрепятственно пришел и сжёг Москву. В огне, пытаясь спасти не успевших бежать за каменные стены, погибли видные земские бояре Михаил Иванович Вороново-Волынский и Иван Дмитриевич Бельский. Пропустившие врага к Москве воеводы отделались легким испугом. Трусы были не опасны тирану. С трудом переварив огромную русскую добычу и сбыв на невольничьих рынках десятки тысяч пленных, ордынцы в 1572 году вновь бросились на Русь.
Однако не все ещё герои Казанского взятия были истреблены. Князя Михаила Ивановича Воротынского бросили в застенок, его родовые вотчины на границе конфисковали. Но годы заточения не угасили в полководце чувства долга перед страной. Крупнейшая из нападавших на Русь в XVI веке армий понесла в многодневном сражении с войском Воротынского невероятные потери: едва 1 /6 часть ордынцев вернулась в Крым, везя раненого хана на телеге. Ханский полководец, ханский сын, ханский бунчук и шатры были посланы победителем царю, убежавшему от врага дальше, чем за сто верст, «хороняке и бегуну, храброму и лютому лишь против своих соплеменников и единоязычных, не противящихся ему», как писал Андрей Курбский.
Царь не простил столь великой победы. В июне следующего 1573 года, желая унизить Воротынского перед народом, Грозный обвинил его… в изменных сношениях с крымским ханом! Царь лично пытал полководца, привязав его к бревну между двух костров и своим посохом подгребая ближе к телу защитника Русской земли раскалённые угли. Признания в измене Грозный не добился. От пыток Воротынский умер. С ним были замучены Никита Романович Одоевский и ряд других славных победоносцев. Одоевскому рассекли грудь и, пропустив через рану рубаху, таскали её туда-сюда, пока воевода не умер, не проронив ни слова.
Казнимые Иваном Грозным воеводы до испития смертной чаши верно служили Богу и Отечеству, а не Тирану и Зверю Земли Русской. Каждый из них знал, что, стяжав победу на поле брани, примет от Зверя венец мученика и удостоится вечного блаженства, соединившись с родными и друзьями в Небесном Царствии. Ни кровавые руки палачей, терзавшие их тела, ни липкие пальцы «историков», которые веками будут ковыряться в грязной клевете, излитой тираном на славные имена, не смогли омрачить истинного духовного света, изливаемого победоносными мучениками на Святорусскую землю.
Тысячам и тьмам согнувшихся, приспособившихся к подлости, соединившихся в звериную стаю «телесоядцев и кровопийц», не удалось во мраке пожирать разъятое тело Матери Руси. Во все их норы, углы и закоулки проникал слепящий, обнажающий преступления и низость свет подвига тех, кто не склонился перед Зверем, не поступился доброй совестью. Церковь не славит имена сих подвижников. Нам довольно Его все объясняющих слов в Нагорной проповеди:
«Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного». (Евангелие от Матфея. 5, 14–16)
Большой Иван Шереметев со товарищи
Необъятна великая Пустыня на юго-востоке Европы. От нижнего течения Волги до Дона, от Дона до Днепра и далее на запад простирается она по плодороднейшим землям континента. Длинными волнами веками колышутся травы причерноморских степей, прорезанных зелеными поймами рек и речушек. Далеко уходит пустыня в северные лесостепи, вплоть до непроходимых зарослей, дающих защиту земледельцу.
Не природа, но человек превратил это пространство в Пустыню. Всем преизобильна благословенная земля её, всякий злак здесь урожаен, скот тучнеет на сладких травах, кишат леса и поля зверем и птицей, бурлит от множества рыб вода в реках и озёрах. Лишь человеку нет места в этих краях, над которыми уже много веков царит смерть. Столетия за столетиями катились через степное пространство волны кочевников. Как в огромном котле, кипели здесь массы завоевателей, длинными языками выплескиваясь на нивы земледельцев, уничтожая все вокруг и сами исчезая без следа.
Ознакомительная версия.
