Группе товарищей.
Сегодня пишу вам о том, о чем нам писать запрещено. За одно сообщение об этом письма конфискуются тюремной цензурой.
Так вот: во всех тюрьмах пережили мы «революцию»… Наши фашистские «опекуны» решительно взялись за уничтожение «коммун» и большевизма, забрали у нас все «большевистские» книги (это значит: изданные в СССР), запретили передачи из камеры в камеру, запретили даже собираться вместе на прогулки, запретили передавать друг другу газеты. Все это для того, чтобы не дать возможности учиться. Кроме того, «не устраивать коммуны» — грозно заявили нам.
Это значит: покупать продукты каждый может только для себя, кто получает посылки, тот и питается. А покупать разрешается не больше, чем сам можешь съесть. Ко всему тому еще с десяток приказов в том же духе. Во Вронках даже пытались силой перевести наших товарищей на положение уголовников и обрить им волосы. Это начало, а потом «марш работать в тюремные мастерские». Так хотят они. Но, (разумеется, совсем другого хотим мы. Так вот и воюем. От злости они из кожи вылезают, но мы не только не склоняем покорно головы, но боремся за каждую пядь свободы.
«Я вас задушу! Я вас сгною в карцере! Вы будете у меня лежать под нагайками и просить милости», — гремит пан начальник.
А на другой день он пытается другими методами воздействовать на нас:
«Будьте же разумны. Разве можно прошибить головой стену? Что вы сделаете, вы, женщины, против власти? Надо покоряться. Надо по-хорошему», — и так далее.
А когда и это не помогает, выступает на сцену «высшая власть» в лице прокурора и так нам заявляет:
«С вами нужно было поступить так, как вы с нами поступали в России: вас давно нужно было поставить к стенке, а не держать в тюрьмах. Вы должны быть благодарны не только за то, что на свете живете, а и за то, что содержитесь в таких условиях. А вы еще хотите в культурной, гуманной, западноевропейской Польше читать большевистские книги. Что? Молчать! Господин начальник, обратите на них побольше внимания».
Ну, и внимание «обращается» весьма старательное и полное.
Все это — одна сторона вопроса. А другая на улице. Вы, вероятно, знаете, какая сейчас в Польше обстановка. Вам легко поэтому понять, почему именно сейчас на нас посыпались, как из рога изобилия, все эти «прелести».
Эх, и время же у нас теперь, родные мои! И у нас теперь решительный час. Мы только одной половиной мысли реагируем на все окружающее нас в тюрьме. Другая половина — в будущем, другая живет тем, что неуклонно приближается, идет. Но не буду разливаться на эту тему. Посмотрим, а еще лучше — будем делать. Будем! Будем! Эхма…
Недавно получила от вас ряд писем. Сколько дум вызвали эти письма! Как глубоко запали в душу сидящих со мной товарок слова: «Сломали тысячелетние устои старой деревни, сейчас надо научиться по-новому работать на развороченных трактором межах».
Поднесите же огромную, как Монблан, фигу под самый нос всему «цивилизованному» свету, который пророчил вам гибель, который выл, кричал, шумел, что не будет засеяно и половины того, что сеяли до «крепостного права» — это, по-ихнему, до коллективизации.
Правда ли, что уже оканчивается Турксиб? Как это чудесно! Помню когда первый раз прочла в газетах про Турксиб, казалось мне, что это план далекого, далекого будущего. А он уже превратился в действительность.
Пишите же чаще, дорогие, знайте, что те дни, когда мы получаем от вас письма, — это радостные, праздничные дни.
Ну, всего! Стройте крепче и знайте, что этим подводите также базу под революцию в Польше, а она не заставит себя ждать.
Без даты
Группе деревенских коммунарок.
Любимые мои товарки-коммунарки! Ваше письмо также принесло нам много радости. С нетерпением ждем от вас новых вестей, хотим знать, как прошла посевная кампания, много ли засеяли, как работают те товарищи, что влились в ваш коллектив. Если бы вы только знали, как это все нас интересует, сколько мы думаем и говорим о вашей жизни, как сильно хотим, чтобы работа шла у вас успешно.
Как хорошо, что дети ваши будут в яслях и на детплощадке, под присмотром. Счастливые эти дети! А сколько миллионов детей за границей живут совсем по-другому, чем ваши маленькие коммунары.
Милые товарищи! Теперь я вам немного расскажу о нашей жизни в тюрьме. Нас также все прибывает и прибывает, но это уже не так радостно, как ваш численный рост. Год тому назад нас, политических заключенных, в этой тюрьме было только шесть, а сейчас нас уже двадцать шесть — прибыло двадцать новых товарок, а на свободу за это время вышли только две. Приговорены все к четырем, шести, восьми, десяти годам, так что, как видите, можно даже успеть забыть, как белый свет выглядит.
Много среди нас больных, и не удивительно, ибо все мы прошли через несколько голодовок, издевательства и пытки, и оставаться здоровыми было мудрено. Своих родных и товарищей мы никогда не видим, ибо тюрьма наша находится на далекой глухой окраине Польши, куда приехать стоит очень дорого. А какие у наших родных — рабочих и крестьян — достатки, вы хорошо знаете.
Особенная нужда царит в Польше теперь, в связи с безработицей. Вы давно уже изжили это, а рабочие и крестьяне всех капиталистических стран терпят сейчас большие бедствия. Доходит, например, до того, что отец-рабочий убивает себя и своих детей потому, что не может больше выдержать голода; брат убивает брата за кусок селедки (такой случай был недавно в Ченстохове). Люди падают от голода на улицах.
Разумеется, трудящиеся не склонны покорно переносить это. Каждый день в разных городах бывают демонстрации, бои с полицией, каждый день проливается кровь рабочих и крестьян, а назавтра борьба возобновляется еще с большей энергией и силой. Близится революция в Польше, скоро и у нас будет Великий Октябрь.
Фашизм чувствует все это и все сильнее кует свои цепи. И больше всего достается тем, кого он уже держит в своих лапах, — нам, политическим узникам: жизнь наша ухудшается с каждым днем.
Хотят нас так прижать, чтобы мы и не пикнули, но задушить нас не так-то легко. Ого, нас голой рукой не возьмешь, обожжешься!..
Мы хорошо знаем, почему это именно теперь так занервничали фашисты, и все выше подымаем головы, ибо воля уже глядит нам в глаза. Товарищи милые, если бы вы знали, что за счастье знать это, думать так, писать об этом. Представьте себе только на минутку, что это значит — жить в тюрьме накануне революции. И это вызывает в нас столько силы, столько бодрости, что мы могли бы перенести в три раза больше издевательств.
Мы радостно принимаем ваше приглашение приехать к вам. Да, товарищи, мы скоро приедем учиться, как строить новую жизнь, а вы приедете к нам, в Советскую Польшу, чтобы делиться опытом, помогать нам. Все это будет. А пока что мы будем собирать силы для решительного боя, а вы, дорогие, работайте и знайте, что пока такие счастливые на всем свете только вы одни.
