После случившегося на параде события стали развиваться следующим образом. 13 ноября, уже через 6 дней, был арестован Халепский. Важный нюанс. Еще в апреле 1937-го он был освобожден от перечисленных должностей и назначен наркомом связи СССР, что, согласно нравам того времени, означало: человек находится в разработке органов НКВД. Почти через три месяца, 8 февраля 1938 года, был арестован Особым отделом Ленинградского ВО полковник Лизюков, а 26 марта был арестован и майор Лебедев.
Лизюкову позвонили по телефону, и вызвали в штаб округа, и там объявили об аресте. С Лебедевым поступили проще. По окончании рабочего дня на квартиру прибежал посыльный и сообщил Виктору Григорьевичу, что в штабе бригады началось внеурочное партийное собрание и ему необходимо срочно туда прибыть. Оказалось, что в зале собрался практически весь офицерский состав бригады и шло обсуждение действий и бездействий майора Лебедева на протяжении всей его службы в бригаде. Люди вставали и рассказывали, что вот был такой случай, а тогда-то такой. В конце концов приютившийся где-то сбоку капитан из окружной прокуратуры встал и сказал:
«Кончайте свой базар. За все, что вы тут наговорили, ему даже выговора не дадут. Подымите руку, кто слышал, как майор Лебедев ругал Советскую власть и вообще руководство страны».
Рис. 15. Полковник Лизюков. Герой Советского Союза. Погиб летом 1942 года.
В зале возникла гробовая тишина. А потом стали подниматься руки. Одна, другая, третья и, наконец, практически весь зал. После этого капитан объявил, что майор Лебедев задержан по подозрению в антисоветской деятельности и что он должен следовать за ним.
Шестого апреля Лебедев предстал перед следователем. Вот что он сам рассказал впоследствии:
«Отпустив конвоира, следователь в достаточно вежливой форме предложил мне сесть. После протокольных вопросов о фамилии, имени и отчестве, где родился и так далее, он заявил, что я обвиняюсь в преступлениях, предусмотренных статьями 58-1 пункт ««б» и 58-8, 58–11 УК РСФСР, а именно: участие в антисоветских, террористических и вредительских организациях, участие в антисоветском военном заговоре в РККА, в деятельности, направленной на подрыв ее боевой мощи. Так, по имеющимся у следствия сведениям, я еще в двадцатых годах состоял в связи с видными деятелями троцкистской оппозиции Томским и Василием Шмидтом, под влиянием которых, будучи командиром роты в 20-й стрелковой дивизии, вступил в группу антисоветски настроенных командиров, возглавляемой на тот момент командиром этой дивизии Урицким (С. П.) и начальником политотдела дивизии Марголиным. Затем, в тридцатых годах, я, будучи уже командиром танковой роты в городе Харькове, вступил в преступную связь с ныне арестованным Постышевым. Далее, командуя батальоном в 6-й танковой бригаде, вместе с ныне арестованным командиром бригады Лизюковым проводил вредительскую деятельность, направленную на подрыв военной мощи Красной армии. В частности, согласно находящемуся в моем деле протоколу заседания партийного актива бригады, состоявшегося на следующий день после моего ареста, 27 марта 1938 года, я виновен в срыве боевой и тактической подготовки в бригаде; в выведении из строя танков Т-28 путем проведения так называемых экспериментальных прыжков через препятствия на учениях 1935 года; в умышленной постановке на консервацию совершенно небоеспособных танков; в проведении в целях сокрытия своей и других участников подрывной работы организованного очковтирательства; в умышленном срыве создания боевых комплектов запасных частей для танков Т-28 и с этой же целью внесение путаницы в учет и отчетность бригады с целью порчи и приведения в негодность запчастей, умышленное хранение их под открытым небом. Но главное мое преступление — это попытка совершить террористический акт в отношении руководителей ВКП(б) и советского правительства на военном параде 1937 года.
На вопрос следователя, что я могу сказать в свое оправдание, я рассказал, что произошло на самом деле 7 ноября. Что касается Василия Шмидта и Томского, то уже лет пятнадцать как их не видел и никаких связей с ними не имею. С Урицким, Марголиным и Постышевым если я и встречался, то исключительно по делам службы. Каких-либо личных контактов с ними не имею. Все это легко проверяется. Те же прегрешения, которые мне инкриминируются согласно протоколу партийного собрания, то они просто смехотворны. А о вредительской деятельности Александра Ильича Лизюкова я вообще ничего сказать не могу.
Выслушав меня, следователь, встал, подошел к окну. Постучав пальцами по подоконнику, он произнес:
— Мне с вами, Виктор Григорьевич, все ясно. Партбюро штаба Ленинградского ВО уже после вашего задержания за подписью секретаря партбюро Н. Е. Чибисова представило следствию партийную характеристику на вас, из которой следует: первое — что вы для вашего командования далеко не подарок, а второе — что штаб Ленинградского ВО уверен по крайней мере в вашей преданности делу революции[87]. За вас хлопочет и ручается лично сам нарком обороны. Поэтому я получил от своего руководства указание провести с вами настоящую беседу. Но вы должны знать, что ваше дело еще не закрыто. Надеюсь, вы понимаете, что партия и советский народ должны быть уверены в чистоте помыслов каждого человека, которому она доверила свою защиту и вручила оружие. Пока это все. Вы свободны и можете идти».
Выйдя на свободу, Виктор Григорьевич узнал, что до выяснения всех обстоятельств он исключен из партии и уволен из армии. Лишь в конце января 1939 года Лизюков и Лебедев были восстановлены как в армии, так и в партии.
* * *
Необходимо указать, что Халепского вместе с Тухачевским, Якиром, Путной, Примаковым и Уборевичем в качестве руководителей заговора назвал на допросе 1 июня 1937 года его подчиненный, командир 8-й механизированной бригады Дмитрий Аркадьевич Шмидт, тот самый, который собирался резать «ухи» у Сталина. Как явствует из материалов следствия, комдив Шмидт вместе с майором Кузьмичевым, бывшими краскомами Яковом Охотниковым, Ефимом Дрейцером и другими составляли боевую террористическую группу заговора.
Напомним, общей целью организации Тухачевского был насильственный захват власти в СССР с дальнейшим разворотом внутренней и внешней политики в троцкистском направлении. Основными обвинениями организаторам были: передача в 1932–1935 годах представителям германского Генштаба секретных сведений военного характера; разработка в 1935 году подробного оперативного плана поражения Красной армии на основных направлениях наступления германской и польской армий. Была в этой цели и бонапартиская составляющая.
