- Другу, - кивнул Володька на отошедшего от столика Тальянцева. - Видишь, плохо ему.
- Фронтовой?
- Нет, школьный.
- Рисковый ты парень... Хотя рука у тебя ничего. Был миг, когда засомневался я. Но у меня же вес. Килограммов на тридцать больше тебя тяну, наверно. Весом и взял. Держи, опохмели друга. -- И он протянул Володьке деньги.
- Спасибо... Спасибо, - дрогнувшим голосом сказал Володька и бросился к Тальянцеву: - Бери покупай.
Тот удивился, но деньги взял и к буфету. Володька вернулся к столику.
- Где в войну служил? - спросил кузнец.
- В пехоте... Одно время разведвзводом командовал.
- Ого, - протянул кузнец. - Значит, там силенки и поднабрался. Может, выпить хочешь?
- Нет.
Подошел Тальянцев со стопкой водки и маленькой кружкой пива. С жадностью выпил. Прошла землистая бледность, отвердел взгляд, высокомерно задралась голова.
- Поблагодари дружка-то, - сказал кузнец.
- Разочтемся мы... И с вами я рассчитаюсь. Будьте завтра в это же время, сказал Тальянцев сухо.
- Не будет меня в это время... Ну, бывайте, хлопцы... - Он забрал с собой остатки закуски и вышел.
- Мужик каков! - кивнул вслед кузнецу Володька. - Я думал, бить начнет.
- Ну, бить я ему не дал бы. - Левка хлопнул по заднему карману, и Володька понял, что там пистолет.
- Не сдал?
- У меня именной... - небрежно бросил тот. - Спасибо, малость полегчало.
- Ты что, сейчас здорово закладываешь? - спросил Володька, но сразу понял, не надо было.
- С чего это решил? Просто перебрал вчера.
- Ничего я не решил, спросил только.
- Спросил? - протянул тот. - Думаете все, пропадет Тальянцев? Не из такого я материала. Понял?
- Кто это "все" так думают?
- Думают... некоторые. Дескать, взлетел высоко - сильнее брякнется. Знаю я. Завидовали мне многие, Володька.
- Про кого ты, Левка?
- Знаешь, про кого... Деева в баре видел. Ухмыляется так противно. Сам еле до лейтенанта дотянул, а тоже мне - оставлю след в архитектуре... Ни фига он не оставит.
- Брось, Левка, кажется тебе это. Закуришь?
- Давай, - Тальянцев прижег папиросу, жадно затянулся. - Вообще-то, Володька, я же на войне хозяином был. Понимаешь? Но не только это. Я себя на месте чувствовал. По мне все было - и напряжение дьявольское, и мгновенные поиски решения боевой задачи, и риск... Полной жизнью я жил. На всю железку. Ну, а сейчас... - он безнадежно махнул рукой. - Люсю мою помнишь?
- Конечно.
- Бросила! Как в запас уволили, так и ушла. В погонах я ей был нужен, вот что! А уж слова какие говорила, вилась вокруг меня, как змея. - Он резко кинул окурок.
- И черт с ней! - сказал Володька.
- Не получается... Вот барахло разное продам и махну к ней в Молдавию... он посмотрел на Володьку, криво усмехнулся. - Что, не похоже на меня?
- Не похоже.
- Сам диву даюсь. Как опоила чем... Из-за нее и с армией... Ну, пока, резко сказал он, круто повернувшись.
В этот вечер, выйдя из дома, чтоб пойти к Майке, Володька неожиданно столкнулся с Толькой Лявиным. Тот был обстрижен под машинку, лицо опало, скулы подвело, но взгляд плутоватых глаз бодр.
- Все в порядке? Отпустили? - спросил Володька.
- Пока на поруки, но, думаю, обойдется... Сейчас на адвоката деньги собираю. Знаю, у тебя нет, но, может, у кого из знакомых? Отдам точно.
- Нет, Толя, у меня таких знакомых, к сожалению.
- Вообще-то я наберу. Ты как узнал про меня?
- Буфетчица сказала...
- Она меня и заложила! Но про нее тоже материальчик есть, поплачет еще...
- Значит, думаешь выкрутиться?
- Выкручусь... Доказанных фактов-то нет. Адвоката надо ловкого. - Толик помолчал, вытащил папиросы, предложил Володьке. - Ну а ты куда?
- В полиграфический перевелся... Скоро занятия.
- Значит, пять лет лапу сосать? - усмехнулся Толик. - Нет, такое не по мне. После этой войны пожить хочу. Я же постарше тебя на два годка, двадцать семь стукнуло, а жизни пока не видел.
- Веревочка недолго вьется, - заметил Володька.
- Кто как сумеет... Я неопытный еще, вот и промазал, да и спешил. А зарываться нельзя, помаленьку надо. Знаешь, "жадность фрайера сгубила"? Это надо завсегда помнить. Ну и с людьми, конечно, обхождение блюсти, чтоб не обижались... Вот так, без спешки годиков через пять можно и в директора ресторана выйти... Ну, и придется торговый техникум заочно кончить... Такие у меня планы, Володька.
- Целая программа-максимум.
- А что, каждый тоже свою пятилетку должен иметь, - ухмыльнулся Толик.
- Ну, валяй, - сказал Володька на прощание...
С Майей он встретился на Колхозной и пошел провожать ее до дому.
- Если мамы нет, тогда зайдем, посидим... Ужином тебя угощу, - сказала она, беря его под руку. Но Майкина мать оказалась дома...
- Может, еще пройдемся? - предложил Володька.
- Устала я. Постоим, покурим... - Она помолчала немного, потом спросила: Что у тебя с Тоней?
- Я же рассказал тебе.
- Но я думала... - Она не закончила, поглядела на Володьку и грустно протянула: - Да, прошлое не возвращается. Я поняла это. А ведь хотела возвратить, и ничего не по-лу-чи-лось... - четко отделила она слоги.
- Получилось, Майка. Мне хорошо с тобой...
- Правда? - радостно спросила она. - А помнишь, как не принял меня вначале? "Как это в войну можно хорошо жить?!" - повторила его слова и рассмеялась.
Улыбнулся и Володька... Прошло около трех месяцев после его возвращения в Москву, а сколько всего уже случилось, подумал он. Они докурили, попрощались, и Володька направился домой.
На углу Колхозной увидел Лелю. Она была не в военном, а в каком-то дешевеньком, но милом платьице и в туфлях на высоком каблуке. Шла с подругой, оживленно болтая, а около них брел малость подвыпивший лейтенант простецкого вида, пытающийся, видно, заговорить с ними и познакомиться, но делавший это неумело, неуклюже от стеснительности, и Леля с подружкой что-то острили в ответ, смеялись, а лейтенант туповато улыбался, не постигая, наверно, блеска острот московских девиц.
Увидев Володьку, Леля отвернулась, сделала вид, что не заметила, и прошла мимо. Он не стал ее останавливать, но, обернувшись, поглядел вслед. Она шла, цокая каблучками, смело покачивая бедрами... Увалень лейтенант сделал попытку взять ее под руку, но она увильнула, что-то сказала, и девушки громко рассмеялись, а лейтенант обиженно пожал плечами, но не отставал.
Тут Леля повернула голову и, заметив, что Володька стоит и смотрит на них, вдруг совсем по-девчоночьи состроила гримаску и... показала язык. Володька рассмеялся - ожила Лелечка. Ему стало как-то легко на душе, будто сбросил что-то, и, пожалуй, впервые за эти месяцы он так ясно радостно ощутил, что война-то позади и что впереди целая жизнь, в которой обязательно все будет хорошо...
И, когда на другой день утром ему позвонил Коншин и предложил сходить в Третьяковку, он с радостью согласился, удивившись, как же ему раньше не пришло это в голову, он так любил Третьяковку и часто ходил туда до армии.
