Тальянцев лежал в военном, при всех орденах и медалях... Обострившееся лицо потемнело, и не было в нем покойницкого покоя. Оно было напряженным, страдальческим... Началась процедура прощания. Поцеловал Левку в лоб и Володька.
Хоронили Тальянцева на Пятницком кладбище... После того, как могилу засыпали, к Володьке подошла жена Тальянцева.
- Вы Левины товарищи по школе. Его мать приглашает вас... помянуть.
- У вас и так много народу, - отнекивался Володька.
- Да, конечно... Мы помянем его сами, - поддержал Володьку Сергей.
- Как хотите, - равнодушно сказала жена, добавив: - В армии не было у него настоящих друзей. Видно, и в школе...
- Ну зачем вы так? - вспыхнул Володька.
- Простите... Но никто же не помог. Видели, гибнет человек, а никто... Что я могла? Только умолять. Просила не ехать его за этой... Нет, поехал. Вернулся и... застрелился.
- Застрелился? - спросили они почти все разом.
- Да... Прятала я от него этот чертов пистолет, прятала, нашел-таки... она замолчала. - Ну, пойду я, поминки эти еще...
- Мда... - протянул Сергей, когда они остались втроем. - Такого не ожидал.
- Ну что, Деев, перестал себя считать неудачником? - спросил Володька.
- Иди ты... Ребята, а помянуть Левку надо. Пошли в бар? Муторно на душе, мочи нет...
- Не то слово... Нелепость это! Нелепость! - воскликнул Сергей. Провоевать всю войну, остаться живым... И вот... Надрыв, потеря воли к жизни, перенапряжение? Что это?
- Есть и другое, - заметил Володька.
- Знаю, но это побочные причины, - отмахнулся Сергей. - Может, в этой нелепости есть своя закономерность?
- Опять начал философствовать. Брось, Сергей, - остановил Деев. - Не то все говорим! Пошли помянем, - он вытер глаза, и Володька снова удивился его чувствительности.
После похорон Володька до вечера бродил по улицам... Случившееся не укладывалось в голове. Он вспоминал встречи с Левкой, стараясь припомнить какие-то мелочи, которые могли дать повод ему предположить такой конец, но ничего не вспоминалось, да и был Левка довольно скрытен, особо о своих делах не распространялся.
Домой он пошел через черный ход, выходивший во двор. Пройдя ворота, сразу увидел натянутую волейбольную сетку и Витьку с мячом. Тот перебрасывался с пареньком лет четырнадцати, которого Володька не знал - либо тот был слишком мал, когда Володька уходил в армию, либо вообще новый жилец.
- Володь... - крикнул Витька. - Раздобыл все же... - он хотел еще что-то сказать, видимо, предложить Володьке поиграть, но вовремя остановился.
- Вижу... Сегодня не до того мне, с похорон иду, а на днях, может, поиграем.
- Правильно, Володь, левую потренируешь, - обрадовался Витька. - Ничего, скоро соберем команду, приедут ребята, - добавил он, кидая мяч своему партнеру.
Володька вошел в квартиру. Мать была уже дома. Он не хотел говорить ей о смерти Тальянцева, но она сразу углядела что-то в его лице.
- Что-нибудь случилось, Володя? Где ты был?
Он помялся немного, но потом рассказал все.
- Господи, - прошептала мать. - Я хорошо помню Леву... Господи, как же это произошло? - затем она подошла к Володьке вплотную, заглянула в глаза и спросила: - Володя... У тебя ведь тоже есть... пистолет?
- Да, мама...
- Я прошу тебя, Володя... Может, это глупость, но мне было бы спокойнее, если бы ты его выбросил...
- Хорошо, мама, - сразу согласился он, потому что все время, пока шатался по улицам, почему-то думал о своем пистолете.
- И, если можно, Володя, немедленно... Где он у тебя?
- На чердаке.
Володька не сразу нашел место, куда закопал пистолет. На чердаке было темно, и он на ощупь считал стропила, чтобы найти то, где зарыт "вальтер". Разрыв опилки, устланные на полу, нащупал сверток, развернул газету, потом промасленную тряпку, и скользкий от смазки тяжеловатый пистолет приятно лег на руку. Он потер его, сунул в карман и, спустившись по лестнице, вышел на улицу.
Вначале он решил поехать к Москве-реке и выбросить там, но подумал, зачем же так далеко, когда можно в пруд в Ботаническом... Сад был уже закрыт, и ему пришлось долго искать дырку в заборе. В темноте Ботанический показался незнакомым, даже таинственным, и Володька порядочно плутал по аллейкам, прежде чем добрался до пруда.
Пруд был жутковат и мрачен, ни одного огонька не отражалось в его иссиня-черной воде. Володька вспомнил, что здесь в тридцатых годах утонул сосед по лестничной клетке. Значит, глубоко тут и место надежное. Он сделал замах и бросил пистолет, легкий всплеск на самой середине, и трофейный "вальтер", за которым полз когда-то через все овсянниковское поле, замирая при вспышке ракет и хоронясь за убитыми, пошел на дно пруда того самого Ботанического сада, где играл он с ребятами в далеком детстве в "казаков-разбойников" и в "индейцев" с оловянным пугачом в руках. Бросив пистолет, Володька словно бы покончил с войной и с той, мальчишеской, и с этой, настоящей, с которой чудом вернулся живым. И чувство какого-то глупого сожаления о выброшенном и навеки утраченном "вальтере" и вместе с тем огромного облегчения охватило его.
- Ну вот... Вот и все... - прошептал он со вздохом.
Не знал еще Володька, что война, с которой, как показалось ему, покончил он, не оставит его никогда. Не знал и того, что эти четыре года останутся навсегда самыми главными в его жизни.
Но пока прощай, война...
