Теперь я ношу платок, как тетя Кусум. Кусум часто меня хвалит. Подсядет к нам на рынке
и волосы мне расчесывает. Зовет:
— Пойдем, сделаем тебе завивку — химию!
Друг Дауда снова подходил. Купил мне мороженое. Я ему понравилась? Знала бы об этом Кусум, мать Дауда!
Этот парень спросил меня:
— Сколько тебе лет?
Услышав, что только четырнадцать, удивился:
- Ты такая маленькая! Я думал, ты взрослее… Знаешь, ты очень похожа на царевну Будур из моей любимой сказки!
Тогда я осмелела и заявила, что он — «Аладдин»! Мы долго смотрели друг на друга и молчали. Я удивилась своей смелости. Раньше с парнями я помалкивала, только слушала, а тут — заговорила… У Аладдина красивые глаза. А волосы — черные, кольцами, до плеч.
Он действительно как принц! Я вспомнила, что видела его во сне! Давно. Когда была ребенком и еще не ходила в школу.
Аладдин сообщил: ему 23 года. У его отца — другая семья. Есть мать и сестра (или сестры, я не поняла). Они живут в селе.
Смутившись, Аладдин долго рассматривал свои туфли и, не прощаясь, ушел.
Полина
Утром я проведала свою школу. Возможно, учиться мы не будем до весны.
Из школы я сразу поехала к маме на рынок
Мама ждет моего отчима. Он ушел помочь с отправкой вещей другу, давно, 19 сентября.
С тех пор мы ничего не знаем о нем.
Главное — распродать товар. Забрать новую одежду, любимые книги и уехать.
Наша торговля еле дышит. Покупаем еду, отложить совсем ничего не можем.
Тревожат газетные статьи о том, как беженцы половину дороги идут пешком, сгибаясь под
своими вещами. Как они мерзнут. О том, что машины с ними расстреливают по дороге.
Путь из города очень опасен!
Денег, чтобы надолго снять себе «в беженцах» квартиру, — нет. Мы по закупочной
стоимости отдаем свой товар, привезенный из города Баку. Даже с потерей! Лишь бы
собрать денег!
Вся молодежь надела военную форму. Многим форма идет! Но оружия в руках нет. Только
рации. Автоматы у взрослых мужчин. Кому тридцать лет и больше.
Кусум плачет, рассказывает, что ее сын ушел из дома. Просит мою маму помочь его
вернуть. Просит разрешения сказать, что я согласна выйти за него замуж. Только бы он
оставил своих новых знакомых! Вернулся домой!
Мы поддержали идею Кусум. Я предупредила, что потом уеду, но обязательно помогу.
Однако Кусум не решилась брать меня в дорогу. Поехала к нему одна. Но вернулась без
сына. Дауд заявил ей, что у него надежные товарищи. И что он не оставит их до конца…
Мы все плакали.
Царевна Будур
Сегодня утром я долго не могла сосредоточиться, прийти в себя
Снился обвал в горах. Большой обвал! Погибло много людей! Я видела, как летели
огромные каменные глыбы. Давили, рушили. Я пряталась, бежала, падала…
Мелкие камешки больно ударяли меня.
Проснулась в ужасе. Долго лежала не шевелясь. Занемели руки и ноги.
Ну и натерпелась же я страха во сне!
А потом был сильный обстрел в реальности. Но все в порядке.
П.
22 октября 1999 г., пятница
Нас с мамой ранило 21 октября. Так неожиданно и страшно сбылся мой сон.
Я видела: за столом сидела убитая женщина. Раненые прятались в кафе и в подъездах
домов. Мужчины — добровольные спасатели подбирали жертв обстрела, распределяли по
машинам. В первую очередь — тяжелораненых.
А началось все неожиданно, около пяти часов вечера. Мы собрали свой оставшийся товар
две сумки. Одна — мне, вторая — маме. Тут встретили Кусум с маленьким ребенком.
Стояли, разговаривали. Вдруг яркая вспышка осветила еще светлое небо. Последовал
сильный грохот. Мы, от испуга, перекатились за свой стол. Присели между железными
ларьками. Другого укрытия рядом не было. Взрыв! Потом еще… Похоже на то, что одно и
то же взрывается много раз. Мы побежали, теряя свой товар, во двор «Дома моды». Это
самый центр Грозного. Улица Розы Люксембург.
Когда я бежала, огромный осколок, словно эхо очередного взрыва, просвистел совсем
рядом. Он рассек не меня, а время, словно теплую воду, которая ушла куда-то вниз, и я
стояла в сухом русле, сразу поняв, что ни мама, ни другие люди не могут спасти меня от
Смерти, если я закричу о помощи. Смерть и я — только мы оказались связаны друг с
другом в этом мире. Нет ничего, что могло стать между нами и закрыть собой.
Мне стало смешно и не нужно все — вещи, сумки и всякие ценности. Я поняла, что
ничего, совсем ничего не возьму с собой Туда.
Сильный удар и… время вернулось вместе с огненными искрами, которые осколок высек из
кирпичной стены дома рядом с моей головой. А ноги мне рвали чьи-то маленькие
металлические челюсти, но я по инерции продолжала бежать.
Только спустя несколько шагов — упала… Меня подняли.
Мы бросились в подъезд жилого дома, но там вместо второй двери была решетка.
Выбежали во двор, в шоковом состоянии, метнулись в другой подъезд, в жилой дом,
рядом. Там, где раньше был магазин «Рыболов».
Когда я присела, забившись в угол, пронизывающая боль в ногах дала о себе знать.
В этот же подъезд мама и Кусум втолкнули, забросили девушку — чеченку.
У девушки разворотило калено. Я впервые увидела, что кость внутри белая.
Она была в шоке и говорила только:
— Больно! Больно! Больно!
В подъезде были женщины и дети. Мама сказала, что у нее дырочка в кармане пальто и
немножко «горит» бедро.
Другой осколок попал к маме в карман.
Когда в наш подъезд заглянули мужчины, то все закричали, что первую надо увозить
девушку без ноги. Она потеряла много крови. На вид девушке было 17–20 лет. Ее увезли.
В подъезд снова заглянули добровольные спасатели. Молодые парни. Среди них был
Аладдин. Меня решили доставить на перевязку в аптеку, на проспект Победы (в бывший
хлебный магазин).
Аладдин нес меня на руках и шептал мне:
— Не плачь, моя царевна! Не бойся! Помощь — будет!
Маму вели сзади. Не забыли и наши сумки с товаром — не растерялись в суматохе.
Наш путь лежал через двор «Дома моды».
В нем я как-то жила с мамой у моего деда — журналиста.
Когда меня тащили под обстрелом, я увидела троих убитых. Они лежали отдельно друг от
друга. Их кто-то накрыл картоном.
Одна была женщина, один — мужчина, а кто третий, я точно не поняла. По-моему,
