накануне зенитная батарея была снята с позиции и уехала на учения.
В бессильной ярости Константин выхватил пистолет и стоя начал стрелять по низко летающим вражеским самолетам. Он опомнился, только расстреляв всю обойму, и тут же с удивлением увидел, как в нескольких шагах от него, припав на колено, какой-то красноармеец тоже целился и стрелял из винтовки. Усенко хотел крикнуть ему, что это бесполезно, но невдалеке со стоянки четвертой эскадрильи из носовой установки СБ застрочили спаренные «шкасы»[2] — это один из летчиков успел вскочить в кабину и открыть огонь. Бой был скоротечным и слишком неравным: немецкие самолеты обрушились на эту единственную ожившую точку, и СБ с храбрецом исчез в столбе взрыва.
Запыхавшийся Усенко вбежал к оперативному дежурному Ярнову. Тот нервничал: связи с дивизией не было. Не отвечала она и на радиовызовы. Стали вместе думать, что делать. Но на КП появился помощник начальника штаба капитан Власов. Он выслушал доклад Усенко и обрушился на него.
— Так это ты объявил тревогу, не из дивизии? Ты соображаешь, что натворил? А если это мелкая провокация?
— Это война, капитан! Немцы делают третий заход. Убит часовой. Два самолета горят. Я вывожу людей из-под удара. Надо срочно рассредоточить самолеты и готовить их к бою.
Власов опомнился, согласился:
— Да, конечно! Давай команду: готовить полк к вылету!
Отбомбившись и отстрелявшись, фашисты улетели. Было убито двое, ранено шестеро, сгорели два самолета — СБ и У-2. Когда на аэродром прибыл командир 13-го авиаполка капитан Гаврильченко, Усенко обстоятельно доложил ему об обстановке и принятых мерах. Комполка приказал летчику идти в эскадрилью и готовиться к вылету.
3
Авиаполк быстро собрался и подготовился к вылету. Но вылететь не мог: не было связи ни с вышестоящим командованием, ни с соседями. Посланные самолеты связи не вернулись. А время шло. Нужно было что-то предпринимать. И командир полка послушался совета своего помощника капитана Богомолова, решив выяснить обстановку своими силами. На разведку вылетели экипажи Осипова, Устименко и Усенко.
Константин Усенко, стрелок-бомбардир лейтенант Филиных и стрелок-радист Прядкин на своей «арочке» делали круг, набирая высоту. Несмотря на бессонную ночь, Константин был предельно собран. Он привычно двигал рулями, пилотируя машину, регулировал режим работы моторов, но в глубине его души продолжало жить все то, что случилось на глазах за последние часы. В том, что началась война, он не сомневался. Его тревожила неизвестность масштабов беды. Поэтому он так внимательно разглядывал открывавшуюся с высоты местность. Под крылом Ар-2 мелькнула и осталась позади железнодорожная станция Россь, рядом с ней местечко и авиагородок. На станции и в авиагородке клубился серый дым: догорали ангар, склады, ряд жилых домов был разрушен, летное поле перепахано воронками от авиабомб.
— Слева по курсу самолеты! — встревоженно доложил Филиных. — Идут прямо на нас!
— Слушать всем! Приготовиться к бою! — приказал летчик и энергично повернул «арочку» в другую сторону, помня категорический приказ командира: в бой не вступать!
Внезапно в рев моторов ворвались звуки пулеметных очередей, и Константин почувствовал легкую дрожь штурвала и машины. Он завертел головой по сторонам, пытаясь определить, откуда стреляли.
— Командир! Пулеметы опробованы! — доложил радист.
— Так это ты стрелял, Прядкин?
— Так точно! — бодро ответил тот. — Славно работают, как часы!
В телефонах зарокотал командирский бас:
— Ты… в следующий раз изволь докладывать! — хотя знал, что Прядкин по-своему был прав — перед боем оружие следовало опробовать.
Неизвестные самолеты пронеслись далеко в стороне. Ар-2 развернулся и лег курсом на север. Горизонт раздвигался: виднелись просторы лесных далей, серебристые пятна полей колосящейся ржи, синие озера и болота. В зеленом массиве появилась прогалина, и в ней заголубела широкая лента реки Неман, ее знакомый изгиб, в который упиралась другая река — ее приток Зельвянка, городок Мосты, за ним — железнодорожный мост.
Еще издали летчики заметили в Мостах зловещие клубы пожарища: горела станция. Широкий шлейф дыма поднимался кверху, стлался по земле до реки, закрывая городок.
— Курс: триста тридцать! — подал команду стрелок-бомбардир. — Держи высоту, командир, и скорость…
— Есть курс, скорость, высоту! — автоматически продублировал Усенко.
В кабинах стало прохладно: Ар-2 летел на большой высоте. Воздух был чист, видимость, как говорят летчики, миллион на миллион, отменная — пространство обозревалось вокруг на десятки километров.
Константин оторвал взгляд от горизонта и с тревогой посмотрел под самолет на знакомую излучину реки, где, помнил по прошлым полетам, находился крупный военный лагерь. Лагеря не было. На его месте виднелись лишь ровные ряды квадратиков от снятых палаток да желтеющие под лучами солнца дорожки и линейки. Но вся территория лагеря была густо усыпана круглыми воронками от бомб. Сколько ни вглядывался летчик, следов людей, боевой техники и имущества не было. Удар немецких бомбардировщиков, как видно, пришелся по пустому месту.
«Успели сняться!» — с облегчением подумал Костя, и чувство тревоги у него сменилось удовлетворением.
По курсу «арочки» за тупым фонарем передней кабины внимание летчика привлекла пепельно-серая полоса. На общем зелено-сине-голубом фоне она широким темным мазком поднималась от линии горизонта и верхним неровным косматым краем упиралась в синь неба. Константин не сразу понял, что это дым, а поняв, удивился его масштабам, спросил бомбардира:
— Слушай, Саша! Что это горит впереди? Неужели Гродно?
— Похоже, — сдавленно ответил тот. — Подлетим поближе, уточним…
Город Гродно горел. Горели железнодорожная станция, депо, кожевенный и стекольный заводы. Пламенем пожаров озарялись трубы тонкосуконной и мебельной фабрик, здания, костелы, жилые дома. В непроглядном дыме потонула возвышающаяся над городом знаменитая Замковая гора — древний город с замечательными памятниками истории и культуры. Мощные взрывы раздавались в районе мельничного завода, городской больницы, зоопарка.
Горел аэродром. Языки пламени пожирали ангары, авиаремонтные мастерские, складские помещения, жилые корпуса. На месте самолетных стоянок полыхали костры. Костров было много — это догорали на земле разбитые самолеты базировавшейся здесь 11-й смешанной авиадивизии 3-й армии. Зеленое летное поле, взлетно-посадочная полоса, рулежные дорожки — все пестрело пятнами больших и малых воронок. А над разрушенными зданиями авиагородка, над жилыми кварталами и парками города носились чужие одномоторные самолеты Ю-87. Друг за другом сваливались в крутое пике, и там, куда они направляли свой смертоносный груз, сверкал огонь взрывов, вставали султаны вздыбленной земли, рушились здания, гибли люди — все обволакивалось новыми и новыми клубами пыли и дыма.