его Дорогиным и описал его злоключения в период Первой мировой и Гражданской войн и постоянные проблемы на службе в советское время. Один вариант озаглавлен «Жизнь неудачника Дорогина Григория», в качестве автора-рассказчика выступает Сергей Терехин. В предисловии говорится о том, как рассказчик после многолетнего отсутствия приехал в родное село Старотопное и встретился с родственницей Дорогина Лизаветой в ветхом доме в конце кладбищенской улицы, она и «вынула из‑за божницы тетрадь», которую у нее забыл Дорогин, и передала рассказчику. «Простился с Лизой, а уходя от нее, незаметно положил ей на стол все имеющиеся у меня деньги и на попутной машине уехал в город». Другой, более поздний, исправленный вариант озаглавлен «Скованный Прометей», автор обозначен как «Трудников Сергей, он же Старотопный, он же Фома Неверующий». Сюжета о приезде автора в Старотопное и встрече с Лизаветой в этом варианте нет.
В той же тетради, что и «Скованный Прометей», записан рассказ «Погубленные властью», о Яне с «прибалтийской фамилией» Званзгия (Занзгия, Званзигня), то есть, по-видимому, с распространенной латышской фамилией Звайгзне (Звайзгне). Герой, художник «пейзажист и портретист», был арестован в феврале 1938 г. и оставил рукопись о своем тюремном опыте. Первая из тюрем, в которых он приобретал этот опыт, находилась в том же городе, где он и жил, вероятно, в Саранске. Как-то следователь привел его в кабинет наркома безопасности Мордовской АССР [11] и доложил, что Ян отказывается давать показания. Нарком «свирепым голосом крикнул: расстрелять!». Но Яна не расстреляли — вскоре посадили наркома, когда начали заменять ежовские кадры бериевскими. После недолгого пребывания на свободе Ян был вновь арестован в конце 1940 г. Все это мы узнаем от рассказчика по фамилии Старотопнов, который получил рукопись от пожилой женщины, знакомой семьи Яна. О самом же Старотопнове, помимо его фамилии, мы узнаем совсем немного, и это немногое не соответствует биографии Чекина: он в студенческие годы приезжал на каникулы к Яну и родителям в районный городок за Волгой, так как своих близких у Старотопнова, в отличие от Чекина, не было. Прототипом Старотопнова мог быть круглый сирота Иван Николин, который упоминается и в автобиографических повестях, и в находящейся в той же тетради повести «Скованный Прометей».
В двух тетрадях собраны стихотворения. Один сборник (единственная тетрадь малого формата 20 х 16,5 см) назван «Царство властей — царство цепей: размышления в стихах», а автор обозначен как Фома Неверующий, на другом просто указан псевдоним Фома Неверующий. Кроме собственных, в тетрадях содержатся три стихотворения других авторов, записанные по памяти. Два из них принадлежат Анатолю Консе «Человеку» («Над миром грохочет наш Черный Набат…», 1921) [12] и Александру Святогору «Бессмертья комитеты» («Мой дерзок дух, его дорога в космос…», 1921) [13]. Третье стихотворение — вариант «Послания евангелисту Демьяну» («Я часто думаю — за что его казнили?», 1926), приписывавшегося Сергею Есенину, но, по всей видимости, созданного Н. Н. Горбачевым [14].
В собственных стихотворениях Чекина иногда отражены темы его автобиографических тетрадей. Так, в стихотворении «На Кондурче» Таня Разумовская — «столбовая дорога» жизни, каковой она предстает и в повести «Таня Разумовская». Другие стихотворения — политические и философские. Среди «кустарных», по собственному определению Чекина, обычно раешных стихов редко встречается более стройная строфа: «Родился я все же рано, / Раньше правнуков моих, / Потому идет не в ногу / Мой космополитный стих». «Космополит» в его поэзии — практически синоним слова «анархист», и даже в своем стихотворении-завещании он просил написать на надгробном памятнике слова «Здесь лежит Чекин Сергей космополит». Сделать эту надпись семья пока не решается, хотя в остальном памятник отражает волю поэта: «Железный столб, но без креста, вверху шар-глобус со звездою…» Согласно программному стихотворению «К грядущему», будущее человечества — в полной свободе без границ:
Мне хотелось бы воскреснуть Через сотню лет весной, Посмотреть, услышать, Как живет весь род людской. Есть ли песни новые В свете солнечных лучей, Песни новые, веселые, Без религий и властей. Есть ли доля человеку По земле ходить без пут, Есть ли всюду, всюду Всем и каждому приют.
Наконец, пять из восемнадцати сохранившихся тетрадей озаглавлены «Манифест к народам мира о хлебах насущных в письмах Фомы Неверующего». Предисловие к этому труду начинается с описания событий 1905 г., с воспоминаний о Старобуянской республике. Через несколько лет в село переехал Фома Петрович, которого прозвали Фома Неверующий, с ним автор подружился, а после возвращения из концлагеря узнал, что Фому Неверующего увезли на «черном вороне». Вдова передала рассказчику (Сергею Петровичу) сохранившиеся тетради Фомы. Они содержат 83 философских письма, где излагаются основы анархистского учения и описывается будущая жизнь «без храмов», которая настанет тогда, «когда будет равенство в хлебах, когда земля станет родиной для народов всего мира, когда исчезнут государства во имя человека и труда». Будущее всенародное бесклассовое общество, по С. Н. Чекину, будет координировать производство и потребление через «планово-экономические статистические кооперативные советы трудящихся» разных уровней, от местного до всемирного, без институтов насилия и принуждения. Большинство писем заканчиваются формулой: «Народы, разбейте скрижали государства! Друг народа Фома Неверующий».
Возможно, четыре несохранившихся «дневника», изъятые при аресте и приобщенные к следственному делу в 1940 г., были ранними вариантами большой повести о жизни автора. На фотографии, помеченной на обороте «1959 г. февраль, занятия после болезни», автор сидит за столом и, по-видимому, переписывает явно не стихотворный текст из одной тетради в другую. Но все сохранившиеся тетради, судя по цене (95 копеек), указанной в выходных данных, заполнялись после денежной реформы 1961 г.
Из пяти тетрадей «Повествования Трудникова…» первая писалась не ранее осени 1963 г. [15]: к своему самому большому из сохранившихся автобиографических текстов автор приступил после выхода на пенсию 1 сентября 1963 г., когда, наконец, появились условия для регулярных литературных трудов [16]. Публикуемый в данной книге текст «Повествования Трудникова…» занимает первую, вторую, третью и большую часть четвертой тетради. Он был завершен к концу 1964 г. [17] Далее в четвертой тетради дается сводка семейных событий 1964 г., потом повествование продолжено в виде ежегодных «годовых отчетов». Характерное отличие годовых отчетов от предшествовавшего текста в
