— Я хотела сапоги взять, — сказала я.
— Не стыдно тебе, — спросил дед, — воровать?
Я красная стала, как помидор.
— Не туда твои ноги ходят! Не тот путь нашли! — громко сказал дед. — Грех! Грех!
- Я никогда не приходила искать вещи. Один раз пришла…
— Будет тебе и за один раз! — перебил меня дед. — Позор!
Потом он увидел, что я в рваных сапожках стою. Пошел и взял те сапоги.
Бросил их через всю комнату.
— На! — сказал он. — Возьми. Моих бомбой убило. Дочку, внуков убило. Никто не придет в этот дом жить. Все там! — показал вверх рукой.
Я сказала:
— Извините, — и ушла.
В своих рваных сапожках ушла.
А потом побежала бегом. Мне хотелось убежать. От стрельбы. От дома и этого деда.
Я побежала и наткнулась на труп. Его не было полчаса назад. А теперь лежал на улице. Мужчина лет сорока. Русский. Житель. Он лежал, и смотрел на меня синими глазами.
А рядом ведро. Он за водой вышел…
Наверное, его убил снайпер.
Мама нашла варение и несла в сумке:
— Где тебя черти носят? — спросила она.
Я сказала.
Мама тут же дала мне подзатыльник. Прямо при покойнике.
У меня, аж в глазах просияло от подзатыльника.
Очень обидно стало.
— Кроме еды — ничего брать нельзя! — строго сказала мама.
Мама нашла одеяло, которое валялось на улице.
Накрыла покойника, и мы пошли домой.
Поля.
О, что было!
Мы ходили в церковь всегда через мост. Мост наполовину упал в реку. Потому, что бомба попала. Но по другой половине можно пройти. На другую сторону реки попасть.
Еще там, где мост, рядом Президентский дворец битый и разбитая гостиница «Кавказ».
А на мосту стоит пушка и солдаты. Русские. И стулья стоят, и сидят они на стульях.
Это теперь их мост.
Вот мы шли с мамой до церкви, и были уже на середине моста. И я вижу: на другом мосту, который дальше через реку, бегут ополченцы. Я их сразу узнала — у них на голове зеленые ленты.
Они стали стрелять с такой длинной зеленой трубы, которую носят на ремне за плечом.
И прямо по нам! С того моста — по этому мосту!
Каааак бахнуло! Огонь!
Все попадали.
Рядом с нами еще тетя шла с мальчиком, чеченцы. И дедушка с бабушкой, русские. И мы. Все в церковь шли — там продукты иногда дают. Казаки привозят.
Как начали стрелять!!! Бой!
Солдаты стали бить пушкой по ополченцам, по другому мосту. Пушка большая! На колесах!
Она стреляет, а земля шевелится, как землетрясение.
Я лежала и кричала от страха.
А мама меня потащила за шкирку в разрушенное здание — гостиницу «Кавказ».
Мы еле туда влетели. Между мостами бой!
И люди с моста тоже прибежали в руины гостиницы. Там лежали на полу.
А стреляли сильнее и сильнее.
Я так боялась! Я подумала, вот смерть пришла. Никакой «тепловой» мины не надо. Так убьют.
Гостиница вся разбита. Просто по ней тысячи раз попадали снаряды. Стены, как кружева. Под ногами плиты и куча опилок из камня. Мы часа два там лежали. Познакомились.
Мальчик плакал. Маленький совсем. К тете Асе на руки залез. Она на полу лежала, его обнимала.
А дедушка Борис нас утешал. Сказал, что пули нас не достанут. Ведь так не бывает, чтобы всех сразу убило. У каждого своя судьба!
Потом мы смотрим, а куча мешков в углу шевелится. Там мусор был, пакеты.
Вылезают четыре солдата оттудова. Оказывается, они все время там лежали!
Мама к ним:
— Чего вы тут делаете?!
Они:
— Мы прячемся. Мы не хотим воевать!
Они мешками прикрылись и лежали. Русские солдаты.
Дед Борис давай на них ругаться:
— Что вы тут делаете? Бой идет! А вы тут за мешками сидите!
А солдаты худые такие. Говорят:
— Мы не хотим воевать! Мы домой хотим! Домой!
Когда потише стало, солдаты нас проводили до другого здания. Мама попросила у них бронежилет.
— Дайте, — сказала мама, — один бронежилет. Для ребенка!
Но солдаты не дали. Себе, сказали, мало. По три на себя одели. Боялись очень.
Мы перебежали дорогу, зашли через окна в другой дом. А там выход завален. Нет выхода. Нужно с третьего этажа прыгать. Назад не пойти — опять стреляют.
Я прыгнула и упала на гору битых кирпичей. Очень ноги ударила и руки поцарапала.
А за мной все попрыгали: охнув, прыгнула тетя Ася, сказав ругательство — моя мама, бабушка и дедушка прыгнули вниз, перекрестившись.
Дедушка Борис сына тети Аси в воздухе поймал.
Поля
Мансур приходил. Принес муки немного. На лепешку.
Теперь он и его семья ушли от нас.
Еще стреляют, но уже не так сильно.
Они жили у нас, пока сильно стреляли.
У Мансура есть друг. Он живет в соседнем доме. Они всегда вместе всюду ходят. И у них есть подружка с длинным светлым хвостиком. Ей лет шестнадцать.
Я ее терпеть не могу!
Тетя Марьям приехала, потом уехала.
Некоторые соседи вернулись.
Сосед со второго этажа всю квартиру коврами завалил — не пройти.
А тетя Валя, мама Мансура, пришла вчера и стала говорить, что все плохо.
Муж ее давно уехал, а ее с детьми бросил. Уехал в командировку и не вернулся. Нашел другую, русскую, жену.
Мама ей погадала на картах, и сказала, что он однажды приедет. Надо ждать.
А я написала стихи:
Всю жизнь мечтаю я,
Как в сказке
В безбрежном окиане плыть.
Свободной быть.
И вольной быть.
Вдали увидеть остров тайный,
Где изумрудная листва,
Где волны плещутся на берег.
Там все друзья и мир всегда!
Поля.
Мы пьем чай, который нашли. Он в красной коробочке.
Прибегала тетя Валя, Аленкина мама. Они курили сигареты. Раньше мама не курила. Это ее тетя Валя учит!
Я с мамой ругалась.
Поля.
Мама сдурела. Ночью сильно стреляли. Я несла коптилку и уронила. Коптилка — это банка, там керосин и фитиль горит. Нет света, нет газа. Темно и холодно в доме.
Взрыв!!! И банка из рук упала и покатилась. И пол загорелся и диван. Все.
А воды нет.
Мы за водой на колодец ходим, и за пятиэтажку. Далеко. И там снайпер часто по ногам стреляет. Воды в доме одно ведро. Мама вылила ведро на пол. Дым пошел. Дым!!!! А полы воняют и горят дальше. И мы взяли ведро у тети Марьям, еще полили. Пожар!
Чуть квартира не сгорела. Я перепугалась. А мама меня избила. Очень сильно.
А сегодня утром притащила к зеркалу и отрезала мои волосы.
