- Сбивайте огонь! Может, в кузове боеприпасы! - кричу товарищам и первым нагребаю в фуражку земли с бруствера.
Увлекшись тушением огня, мы не заметили, что один из гитлеровцев, видимо, только притворившись убитым, быстро вскочил и побежал в кусты.
- Эй, куда ж ты! - как-то попросту крикнул ему вслед Астафьев и метким выстрелом тут же уложил его.
Из кузова мы достали два ящика патронов, несколько гранат, собрали оружие убитых и бросились в лес.
Пробежав по лесу с полкилометра, остановились под развесистой кроной дуба перевести дух. И как-то, не сговариваясь, ребята окружили Леньку Баранова, как герою дня пожимали руки, тискали, хлопали по плечу.
Только я воздержался от бурного проявления чувств, потому что не знал, как расценивать его перебежку почти на виду у врага - как геройство или как ухарство, которое в нашем положении ни к чему.
- Скажи Сычеву спасибо, что вовремя офицера стукнул, а то бы ты так и остался с гранатой в руках.
- Могло быть и такое! - согласился Баранов. Но у меня на этих бандюг столько злости, что и убитый сумел бы кинуть гранату!
- Что-то теперь с нашей зозюлечкой? - печально спросил Евсеев.
И в этот момент совсем рядом послышался треск сушняка под ногами.
- Стой! Кто идет! - вскинул винтовку Астафьев.
- То мы, хлопцы из села, - раздался почти детский голос. - Мы свои. Не стреляйте, дяденьки!
- Если свои, то чего же стрелять, - задорно ответил Астафьев. - Сколько вас, своих-то?
- Да туточки четверо. А там еще идуть, - из кустарников вышел подросток в отцовском пиджаке, подпоясанном сыромятным ремешком, и в новенькой пилотке с пуговицей от красноармейской гимнастерки вместо звездочки. За ним, как за разведкой, вышли два парня и мужчина лет сорока. Старший, сняв серенькую рваную кепку, вытер взмокший лоб и сказал виновато:
- Бежали, думали, не успеем.
- Куда ж вы так торопились? - спрашиваю, внимательно осматривая каждого.
- Так то ж, когда мы услышали стрельбу около моста, поняли, что кто-то приютил тех супостатов окаянных. Подумали, допомога будет нужна, вот и побежали.
- Кому вы хотели помочь, им или нам? - спросил Баранов.
Мужик зло сверкнул черными глазами из-под нахмуренных бровей:
- Кому ж мы теперь можем помогать после того, как те супостаты перестреляли три семьи и хаты спалили.
- Пере-стреля-ли?
- А эти, что в крайнем доме, Юхим да Марфа? - подступил к нему Баранов. - С ними что?
- С них все и началось, - угрюмо ответил мужик. - Ночью у них были наши хлопцы, окруженцы, а утром об том уже стало в городе известно. Тут у нас двое таких, что стараются на фашистов. Вор Федот Закута, выпущенный немцами из тюрьмы, да Захар Тяжкий, такой, что не успели вовремя в тюрьму упаковать. Кто-то из них и донес. Машина так и остановилась возле дома Юхима. Там обоих сразу застрелили, а хату подпалили... - Он умолк, будто все рассказал, и вдруг поднял на меня покрасневшие глаза и устало добавил: - Сегодня и меня разыскивали. Сидор Савчук я, бывший колхозный завхоз. Я знал, что Закута будет сводить со мной счеты за то, что воровство его вывел когда-то на чистую воду, так я жену и детей отправил к родне, на Смоленщину, а сам остался присмотреть за колхозным добром. Да лучше бы не оставался...
- Может, вам и самому податься на Смоленщину? - заметил я. - Идемте с нами.
- Нет, тут вся моя бригада, вместе работали, вместе бедовать будем. - И вдруг робко попросил: - Вы бы вот дали нам немного оружия.
- Но зачем вам оружие? - спросил Лев. - Вы люди невоенные. Не станете же вы вступать в бой с фашистами.
- А то уже как придется. - И, снова утерев пот со лба, мужик с упреком добавил: - Вы же вот все уходите, а нам тут беззащитными оставаться с такими душегубами!
Больно мне стало от этих горьких, но справедливых слов.
- Садитесь, товарищи, - предложил я своим и селянам. - Дело это надо серьезно обмозговать.
- А чего тут судить да рядить! - отмахнулся Сидор. - За нас уже подумали и порешили. - И, положив свою засаленную кепчонку на колено, он отвернул подкладку возле козырька, достал сложенный вчетверо лист бумаги. Вот читайте. Тут все ясно сказано, что надо нам делать. Да не только нам, а и всем тем, кто попал в окружение.
Я с некоторым предубеждением взял бумажку из рук Савчука. Но только развернул ее, невольно, как перед большим начальством, встал.
- Что там, командир? - спросил самый нетерпеливый в нашей группе Леонид Баранов и тоже встал.
Это была листовка, видимо, сброшенная с самолета, с обращением партии к советскому народу. Но, передавая Баранову эту листовку, я сказал:
- Приказ всем, кто попал в окружение.
- Приказ? - вскочили Астафьев и Евсеев. - Да читай ты вслух! потребовал Евсеев.
- "...В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеских армий, для разжигания партизанской войны повсюду и везде..."
- Политрук! Ты прав, это приказ нам! - горячо воскликнул Баранов. Нам, чтобы попусту не тратили время и силы на выход из окружения, а начинали действовать в тылу врага.
- Да ты читай, читай! - прервал его Астафьев. - Или дай я.
Но тут послышался гул автомобиля.
- Неужели уже узнали? - прислушавшись к нараставшему реву моторов на дороге, удивился Евсеев.
- Так мы ж, как только бабахнула ваша бомба, побежали сюда, а ворюга Захар - на мотоцикл и в город! - пояснил Савчук. - Сам видел, какой он был белый от страха.
- Вот сука. С ним бы надо, как и с теми гитлеровцами! - зло проговорил Астафьев. - А мы-то ушли в лес и мотоцикл пропустили...
- Вам лучше отсюда уйти подальше, - забеспокоился Савчук. - Так вы, того, если можете, дайте нам что из трофеев...
Я посоветовался с товарищами. И решили весь трофей отдать этим людям. У каждого из нас была своя, русская, винтовка и боеприпасы к ней, а лишнее оружие нам ни к чему.
- Отдадим вам все, что добыли сегодня, кроме гранат, - сказал я, обращаясь к Савчуку, - но дайте слово, что вы это оружие надежно спрячете до поры до времени.
- Мы не дети, не для игры берем, - ответил Савчук.
- А мне! - чуть не со слезами бросился ко мне подросток. - Товарищ командир, дайте и мне винтовку!
- Ну что ты, - положил ему руку на плечо Сычев, - война - это не детское дело.
- Я уже не маленький! - И подросток нахмурился, отвернулся обиженный.
- Федя мой племянник, сын председателя колхоза, - пояснил Савчук. Отца его фашисты повесили, как только вошли в наше село. А он теперь за главу семьи, на его иждивении мать и две сестренки.
- Значит, кончилось твое детство, - горько сказал Сычев. - Я тебе обещаю отомстить за твоего отца.
Но Федя ничего не хотел слушать, требовал свое.
