Однако актерскую карьеру первая неудачная женитьба сильно притормозила. Пять лет он отказывался от предложений в кино, потому что не мог ссориться с театральным начальством: из страха, что жене откажут от места. Кино обиделось, что актер Безруков не хочет отвечать ему взаимностью, и забыло о нем. Конечно, судьба отчасти компенсировала горечь упущенных возможностей: бесстрашно и дерзко он сыграл Павку Корчагина в знаменитом спектакле Равенских «Драматическая песня», произвел настоящий фурор после трагической роли Карла Моора (на Международном фестивале шиллеровской драматургии в Мангейме Виталий Безруков получил за эту роль первую премию, критика долго удивлялась, как актеру удается создавать образ классической строгости, не впадая ни в ложный пафос, ни в пошлый мелодраматизм, ну а обыкновенная публика, не вдаваясь в театроведческие тонкости, просто ломилась в Пушкинский театр — на «Разбойниках» действительно яблоку было негде упасть). Поклонницы караулили симпатичного премьера у служебного входа, забрасывали цветами и письмами. Даже его мечта о роли Есенина осуществилась. Правда, Равенских спектакль так и не поставил, но молодой композитор Вячеслав Агафонников совместно с режиссером В.Ю. Серковым сняли на ЦТ двухсерийный фильм-оперу «Анна Снегина». Спору нет, в творческой биографии Виталия Безрукова были роли, достойные его таланта. Но разве этой малости достаточно для мастера подобного масштаба?
Мешал еще и характер. С одной стороны, поразительная способность овладевать максимальным количеством жизненного пространства, крепкая крестьянская хватка («В деревне крестьянин должен был уметь все; пахать, сеять, столярить, плотничать, портняжить. Все он должен был уметь, чтобы выжить на этой земле».); с другой, как оборотная сторона медали, невероятная независимость («Спина у меня не гнулась ни перед кем никогда!»). Он ссорился с режиссерами и с размаха рубил правду-матку. После очередного конфликта был вынужден оставить Театр им. А.С. Пушкина, а в Театре сатиры, сыграв главных героев в спектаклях «Гнездо глухаря» и «Бешеные деньги», очень скоро перестал получать крупные роли…
Многие считают, что успех сына явился для Виталия Безрукова поздней сатисфакцией. Мол, он — месть отца за то, что в свое время его самого не оценили, как должно. Но ведь месть — понятие злое и кровожадное, а искусство Безрукова-младшего светло, феерично и солнечно, какая же это месть?..
Неклассический вундеркинд
Видимая легкость и кажущееся отсутствие пота в том, что Сергей Безруков делает на сцене, в кино и на телевидении, с одной стороны, являются несомненными признакам и истинного таланта, но с другой, создают иллюзию, что ему все дается само собой и без малейших усилий. «Баловень судьбы», «золотой мальчик», «везунчик» — эти определения постоянно возникают в беседах с ним и о нем. Поначалу Сергей честно пытался объяснить, что просто так ему с неба ничего не падает, что он вкалывает, как вкалывают все, прошедшие школу Табакова, подразумевающего под мастерством ежедневный и напряженный труд. Но его не слышали (или не хотели слышать), предпочитая милую русскому менталитету сказку о Емеле, который пальцем о палец не ударил, однако получил все, что хотел, «по щучьему веленью».
К счастью, Безруков — не Емеля, ибо реальная жизнь — не сказка, а актерская профессия — вещь довольно жестокая. Когда в 1995 году он одновременно репетировал две главные роли в спектаклях «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» и «Псих», то от перегрузок порой терял голос. В период подготовки к спектаклю «Признания авантюриста Феликса Круля» спал всего 3–4 часа в сутки, ночами напролет просиживая над инсценировкой И. Савельева романа Томаса Манна — переписывал, подгонял ее под свой «размер». Мучительной была и работа над образом Глумова в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты». Роль долго ускользала от него, пока в процесс репетиций не вмешался Безруков — старший…
— Я счастлив, что рядом со мной батя, — говорил Сергей весной 1998 года. — Табаков не так уж часто отсматривает старые спектакли, а батя ходит практически на все. Порой его подсказки бывают очень парадоксальны, но всегда совершенно по-новому помогают ощутить себя в роли.
Ты должен постоянно утверждать себя в профессии, расслабляться нельзя. Нельзя идти на поводу у публики.
К слову, только что закончился спектакль «Последние», и Олег Табаков шутливо возмущался где-то за кулисами: «Все: или Безруков, или я! Поклонницы даже дрянного цветочка мастеру не дали!». Сергей этого словно не слышал.
— Актеру обязательно время от времени нужно смотреть на роль критическим взглядом и «чиститься», — продолжал он. — От собственных штампов, от ненужных «примочек». Нельзя терять чувство неуспокоенности. Искусство не прощает.
Сегодня лауреат Государственной премии России Сергей Безруков любит вспоминать свой первый сценический выход, случившийся, когда ему было всего пять лет от роду. Отец взял его с собой в Театр им. А.С. Пушкина на спектакль «Аленький цветочек», где играл главную мужскую роль. Объяснив сыну, как пройти в зрительскую ложу, он пошел гримироваться, а маленький Сережа, оставшись один, заблудился. Прозвенел третий звонок, а он все еще плутал в темноте. Неожиданно впереди загорелся яркий свет, обрадованный мальчик пошел на него и… вышел прямо на сцену, где уже началось действие. Актеры попытались спасти положение. «Ванюшка, ты что тут делаешь? Тебя отец по всей деревне ищет», — сказали ему. «Он мне велел идти в первую ложу, а я заблудился», — откровенно признался Сережа. В зале сначала засмеялись, потом захлопали. Испуганный помреж за руку увел малыша за кулисы. Так состоялось «боевое крещение» будущего актера…
Однако, справедливости ради, надо признать, что Виталий Сергеевич поначалу вовсе не собирался готовить сына «в артисты». Сполна хлебнув горечи разочарований (Актер ведь не ради эпизодов идет в театр, только ханжи говорят, что слава им не нужна».), он откровенно опасался, что Сережа захочет пойти по его стопам. Подспудно он, конечно, понимал, что этого, скорее всего, не избежать, но события не форсировал. Ждал, когда сын вырастет, и внимательно к нему присматривался.
Другое дело, что атмосфера театра постоянно присутствовала в семье Безруковых. Среди прочих впечатлений мальчишеской жизни, наверное, достаточно ярко выделялась первая встреча с Анатолием Папановым, «живым волком из мультфильма». Он увидел его за кулисами Театра сатиры. «Здравствуй, Сережа!» сказал Папанов, а он заплакал от страха и спрятался за отца. И хотя Сережа, по общим воспоминаниям, был абсолютно нетипичным актерским ребенком — скромным и застенчивым, детство, проведенное под разговоры в гримерках и гостиничных номерах (отец неизменно возил его с собой во все гастрольные поездки), как бы и не оставляло ему иного выбора.
