моего отца он уважал как человека и профессионала — это факт. То, что он мог быть с ним искренним — тоже факт. Но в „любимчиках“ у Сталина Говоров не ходил — всегда чувствовал меру и сохранял дистанцию. Это, видимо, и оградило его от различных репрессий и сохранило жизнь» [141].
На заседании Военного совета, состоявшегося 11 января, Л. А. Говоров и А. А. Жданов подвели итоги подготовительных мероприятий и объявили присутствовавшим командармам дату начала операции: для войск на Ораниенбаумском плацдарме «День Х» наступал 14 января, на Пулковских высотах — 15 января.
Немногим ранее, 12 января, в бой двинулись войска 2-го Прибалтийского фронта. Впрочем, встретив серьезное сопротивление немцев и плотный артиллерийский огонь, войска 10-й гвардейской армии генерала А. В. Сухомлина {24} сумели преодолеть всего два-три километра. Хорошо подготовившись к обороне, немецкие артиллеристы заранее пристреляли местность, по которой теперь предстояло наступать советским войскам.
И вот наступило 14 января. Сражение началось.
В 10.45 началась артподготовка. Одновременно поднялась в воздух авиация и отрабатывала бомбовые удары по целям в полосе наступления. Наконец на десятикилометровом участке фронта пошли в атаку 43-й и 122-й стрелковые корпуса Федюнинского.
В первый же день бойцы 2-й ударной армии продвинулись вперед на четыре километра, овладев первой оборонительной полосой немцев, дошли до деревни Гостилицы и на отдельных участках вклинились во вторую полосу немецкой обороны.
У Говорова нет ни сил, ни нервов находиться в штабе фронта. Он самолетом в первый же день операции вылетел на Ораниенбаумский плацдарм в армию Федюнинского, чтобы лично контролировать ход прорыва.
В этот же день артиллерия Ленинградского фронта вела непрерывный обстрел немецких позиций по двум направлениям: в полосе предстоящего прорыва у Пулковских высот и в районе Мги. Сделано это было, чтобы немцы до последнего момента не могли понять: где же именно последует второй удар. А то, что он последует, у немецкого командования не было никаких сомнений.
Четырнадцатого января над Ленинградом повис сильный туман. Начиная боевые действия на Приморском плацдарме, Говоров хотел лично убедиться, что все идет по плану, поэтому никакой бравады в его полете на Ораниенбаумский плацдарм не было, только военная необходимость. Убедившись, что наступление развивается намеченными темпами, он потребовал срочно доставить его в Ленинград, где вот-вот должен был начаться удар на главном, Пулковском направлении. Но туман и плохая видимость не позволяли взлететь, а уж тем более посадить самолет в Ленинграде. Командующий ВВС Балтийского флота генерал-лейтенант М. И. Самохин долго пытался отговорить Говорова лететь в такую погоду.
— Я должен быть в Ленинграде, надо суметь сесть, — коротко ответил командующий.
До Ленинграда долетели благополучно, а потом начали кружить. Самолет все никак не мог сесть. Наконец приземлились. Говоров подошел к командиру корабля, поблагодарил его, а от того буквально пар идет. Пилот потом начальнику аэродрома сказал: «Не дай Бог с начальством в такую погоду лететь» [142].
Во второй половине дня 14 января пришли тревожные известия из 2-й ударной армии. На участке наступления 131-й дивизии у деревни Порожки саперы не смогли до конца разведать расположение минных полей. В результате начавшие выдвижение танки стали один за другим выходить из строя, оставив пехоту без поддержки.
Вечером в штабе подвели итоги дня. Советским войскам удалось вклиниться в первую линию немецкой обороны всего на три километра и не удалось выйти из лесистой местности на оперативный простор. Началась метель, артиллерия стала отставать от пехоты — позже именно это будет названо основным недочетом войск Ленинградского фронта во время операции. Этот же недостаток указывается в журнале боевых действий 55-й армии (25 декабря 1943 года объединена с 67-й армией), оперативная сводка которой была рассекречена в 2002 году.
Наступает рассвет. Просыпаются люди в осажденном Городе. По гулкому артиллерийскому огню еще вчера многие догадались, что начинается что-то важное, что-то самое главное происходит, сдвинулось с мертвой точки. Жители Города еще не знают этого наверняка, но чувствуют кожей поступь великой победы, ленинградской Победы! Город просыпался, еще не зная, что пережил последнюю блокадную ночь.
В 9.20 утра 2300 орудий и минометов в течение 110 минут отрабатывали по позициям немцев в районе Пулкова. График обстрела рассчитан до минуты. Семь раз артиллеристы меняли режим огня, бьют точно по целям, указанным разведкой и корректировщиками. Они разрушают траншеи, лишая врага маневра, уничтожают пулеметные гнезда, подавляют минометные батареи, стирают с лица земли командные пункты. К концу артподготовки команды саперов взрывают участки минных полей, открывая дорогу пехоте. В 11.00 взлетают сигнальные ракеты: «За Родину!», «За Ленинград!», «Ура-а-а-а…»
Все сливается в грозное «Ура-а-а-а-а!..», тысячи глоток раскалывают единым гулом морозный воздух. Тысячи людей одновременно идут на смерть.
Через полчаса стало понятно, что корпус Симоняка стал вершиной клина, пробившего первую полосу обороны немцев. «Уже на исходе 15 января дивизии 30-го гвардейского корпуса генерала Симоняка протаранили первую позицию главной полосы обороны на глубину от 1,5 до 4,5 километра. Справа и слева части 109-го и 110-го корпусов генералов Алферова и Хазова еще продолжали в ожесточенных штурмах взламывать первую позицию» [143]. Особенно жестокое сопротивление оказывали немцы на участке генерала Хазова {25} под Пушкином. Части 86-й дивизии 110-го стрелкового корпуса Хазова залегли перед поселком Александровская. В этом поселке за несколько лет немцы каждый дом превратили в укрепленный дот. К тому же правым краем поселок примыкает к Баболовскому парку на северо-западной окраине Пушкина, лесопарковая зона сильно затрудняла фланговый охват и продвижение тяжелой техники.
Командующий 42-й армией генерал Масленников орет матом на генерала Алферова, у которого почти нет продвижения на участке 109-го корпуса. Это правый фланг Симоняка, который ушел далеко вперед от своих соседей.
«Войска 2-й Ударной армии генерала Федюнинского вторые сутки дрались за ключевые узлы дорог, стремясь пробиться из бездорожных районов. Говоров посылает туда на самолете начальника штаба фронта генерала Гусева с поручением ускорить развитие успеха. Овладев ключевыми узлами дорог в районе Гостилицы, Дятлицы, стрелковые соединения первого эшелона пробились на глубину 8–10 км и устремились к Ропше.
Развивалось наступление и на участке Волховского фронта, где 59-я армия двигалась на Лугу с востока, а 8-я армия — с юго-востока, обеспечивая, кроме того, своей поддержкой ударную группировку фронта со стороны Шимска… 16 января войска 54-й армии Волховского фронта перешли в наступление на Любанском направлении и были буквально в шаге от прорыва обороны противника. Казалось, еще один рывок и войскам откроется оперативный простор. Но войска 42-й армии прорвали оборону противника первыми. Глубина прорыва силами корпуса генерала Симоняка на участке Ленинградского фронта достигла восьми километров; 63-я гвардейская дивизия полковника Щеглова, наступавшая в авангарде, взламывала вторую полосу обороны немцев, перерезая шоссе от Красного Села на город Пушкин (о Щеглове мы еще скажем чуть ниже, его роль трудно переоценить).
