я был уверен в ее эффекте, как и после своего выступления на Демократическом национальном съезде тремя с половиной годами ранее.
Оглядываясь назад, можно сказать, что именно в тот вечер, когда состоялся ужин JJ, я убедился в том, что мы победим в Айове и, следовательно, выиграем номинацию. Не обязательно потому, что я был самым отточенным кандидатом, но потому, что у нас было правильное послание для того времени и мы привлекли молодых людей с огромными талантами, чтобы они бросились за дело. Тьюс разделял мою оценку, сказав Митчу: "Я думаю, что сегодня мы выиграли Айову". (Митч, который организовывал весь вечер и вообще был на взводе — он страдал от бессонницы, опоясывающего лишая и выпадения волос на протяжении большей части кампании — убежал в туалет, чтобы его вырвало, по крайней мере, второй раз за этот день). Эмили была настроена так же оптимистично, хотя по ней этого нельзя было сказать. После того как я закончил, восторженная Валери подбежала к Эмили и спросила, что она думает.
"Это было здорово", — сказала Эмили.
"Ты не выглядишь очень взволнованной".
"Это мое взволнованное лицо".
Кампания КЛИНТОН, очевидно, почувствовала изменения. До этого момента Хиллари и ее команда в основном избегали прямого участия в нашей кампании, предпочитая оставаться в стороне и поддерживать свое значительное преимущество в национальных опросах. Но в течение следующих нескольких недель они сменили курс, решив жестко преследовать нас. В основном это были стандартные вопросы, поднимались вопросы о моем недостатке опыта и способности противостоять республиканцам в Вашингтоне. К несчастью для них, две линии атаки, которые привлекли наибольшее внимание, оказались неудачными.
Первая выросла из стандартной фразы в моей речи, в которой я сказал, что баллотируюсь в президенты не потому, что мне это причитается, и не потому, что я всю жизнь хотел быть президентом, а потому, что время требует чего-то нового. Лагерь Клинтона выпустил меморандум со ссылкой на пресс-клип, в котором один из моих учителей в Индонезии утверждал, что в детском саду я написал сочинение о том, что хочу стать президентом — доказательство того, что мой исповедуемый идеализм был лишь маскировкой для безжалостных амбиций.
Когда я услышал об этом, я рассмеялся. Как я сказал Мишель, идея о том, что кто-то за пределами моей семьи помнит что-то из того, что я говорил или делал почти сорок лет назад, была немного надуманной. Не говоря уже о том, что трудно увязать мой очевидный юношеский план мирового господства со средними оценками в средней школе и употреблением наркотиков, неясным пребыванием в качестве общественного организатора и связями со всевозможными политически неудобными персонажами.
Конечно, в течение следующего десятилетия мы обнаружили, что абсурдность, бессвязность или отсутствие фактической поддержки не помешали различным сумасбродным теориям обо мне, распространяемым политическими противниками, консервативными новостными изданиями, критическими биографами и т. п., получить реальную поддержку. Но, по крайней мере, в декабре 2007 года оппозиционное исследование командой Клинтона того, что я называл "моими детсадовскими файлами", было воспринято как признак паники и широко растиражировано.
Менее забавным было интервью, в котором Билли Шахин, сопредседатель кампании Клинтон в Нью-Гэмпшире, предположил репортеру, что мое самораскрытие о предыдущем употреблении наркотиков окажется фатальным в матче против кандидата от республиканцев. Я не считал, что общий вопрос о моих юношеских похождениях выходит за рамки, но Шахин пошел немного дальше, намекая на то, что, возможно, я также торговал наркотиками. Интервью вызвало фурор, и Шахин быстро ушел со своего поста.
Все это произошло накануне наших последних дебатов в Айове. В то утро и Хиллари, и я были в Вашингтоне на голосовании в Сенате. Когда мы с командой прибыли в аэропорт для перелета в Де-Мойн, оказалось, что зафрахтованный самолет Хиллари припаркован прямо рядом с нашим. Перед взлетом Хума Абедин, помощница Хиллари, нашла Реджи и сообщила ему, что сенатор надеется поговорить со мной. Я встретил Хиллари на асфальте, Реджи и Хума стояли в нескольких шагах от меня.
Хиллари извинилась за Шахин. Я поблагодарил ее, а затем предложил нам обеим лучше контролировать наших суррогатов. На это Хиллари разволновалась, ее голос стал резче, когда она заявила, что моя команда регулярно занимается несправедливыми нападками, искажениями и нечестными приемами. Мои попытки снизить температуру не увенчались успехом, и разговор резко закончился, а Хиллари все еще была в явном гневе, когда садилась в самолет.
Во время полета в Де-Мойн я пытался понять, что испытывала Хиллари. Женщина с огромным интеллектом, она трудилась, жертвовала собой, терпела публичные нападки и унижения, и все это ради карьеры своего мужа, воспитывая при этом замечательную дочь. Вне Белого дома она создала новую политическую идентичность, позиционируя себя с мастерством и упорством, чтобы стать абсолютным фаворитом на победу в президентских выборах. Как кандидат, она выступала почти безупречно, проверяя все пункты, выигрывая большинство дебатов, собирая огромные деньги. И вот теперь, неожиданно обнаружить, что она находится в тесном противостоянии с человеком на четырнадцать лет моложе, которому не пришлось платить те же взносы, у которого нет тех же боевых шрамов, и который, казалось, получает все поблажки и все преимущества? Честно говоря, кто бы не был удручен?
Более того, Хиллари не была полностью неправа в отношении готовности моей команды дать столько же хорошего, сколько она получила. По сравнению с другими современными президентскими кампаниями, мы действительно отличались, постоянно подчеркивая позитивное послание, выделяя то, за что я выступаю, а не то, против чего я выступаю. Я контролировал наш тон сверху донизу. Не раз я уничтожал телевизионные ролики, которые казались мне несправедливыми или слишком жесткими. И все же иногда мы не соответствовали нашей высокопарной риторике. На самом деле, больше всего во время кампании меня разозлила утечка меморандума, составленного нашей исследовательской группой в июне, в котором критиковалась молчаливая поддержка Хиллари аутсорсинга рабочих мест в Индии и содержался язвительный заголовок "Хиллари Клинтон (Д-Пунжаб)". Моя команда настаивала, что меморандум никогда не предназначался для публичного потребления, но мне было все равно — его никудышные аргументы и нативистский тон заставляли меня ржать несколько дней.
В конце концов, я не думаю, что причиной стычки с Хиллари на асфальте стало какое-то конкретное действие с нашей стороны. Скорее, это был общий факт моего вызова, усиливающийся накал нашего соперничества. В гонке оставалось еще шесть кандидатов, но опросы уже начали прояснять, куда мы движемся: мы с Хиллари будем бороться друг с другом до самого конца. Это была динамика, с которой нам предстояло жить днем и ночью, в выходные
